Читаем Русская критика полностью

Другое мое наблюдение связано с тем, что наши крайние патриотические оппозиционеры все больше двигаются в сторону своего внедрения в молодежную субкультуру: то борются с «Идущими вместе», защищая Вл. Сорокина, то поддерживают своей компьютерной бритоголовостью двух наказанных скинов, то посыпают голову пеплом от того, что столь ничтожен интерес к герою дня Эдичке Лимонову с его «Мертвыми книгами». Вот и прикатился наш красный джип к столь восторженной и априорно податливой к шуму, гневу, протесту аудитории. Не повторяет ли он попросту путь европейских «левых», чей хорошо срежиссированный протест давно уже дает неплохую прибыль коммерсантам?

Но нельзя не видеть и неизбежности такого направления движения — всякая оппозиция умирает: был «советский проект», говорили о «большом стиле», о «красной империи». Какое то время бегали с идеей «консерватизма» и «консервативного вызова миру». Но идеи мельчают и забалтываются (если черпаются только из злобы дня и «из себя»), пространство сужается, да и надоедает быть в конце концов маргиналами. И сколько бы «разоблачений» спецслужб и прочих государственных органов не делали, сколько бы само государство и власть не обругивали, все равно хочется влияния (хотя бы и через «тушинского вора»). Но проблема в том, что это только на столичных газетных страницах реальность так быстро течет и изменяется. Люди, стоящие за этими идеями, то есть живущие ими, так быстро не меняются. Публика, что готова поддерживать до поры до времени, устает, приспосабливается жить с огорода, начинает ценить «простые вещи» (я не говорю уж о том, что по мере воцерковления читающие «Завтра» или «День литературы» отходили от газет). За публику приходится бороться, но еще очевиднее, что приходится бороться «за себя», чтобы оставаться на поверхности «лит. процесса».

Теперь пришел черед “культурным взрывам”.

Главный инициатор «культурных взрывов» в левой патриотической среде — Владимир Бондаренко. Но чисто осуществлять задуманные дела ему все время что-нибудь мешает или же он сам себе становится помехой. Он так часто подвержен игровому азарту, что не замечает аберрации личного сознания: толкал усиленно идею пассионарного взрыва 1937 года, выраженного в особой рождаемости гениев, что вполне оправдывало репрессии (как закономерные), но тут же трусливо устрашился элементарного наказания пачкуна Сорокина за культурное растление, пугая масштабной политической угрозой всех без разбору писателей (такая аберрация, собственно, называется уже спекуляцией). Критик Бондаренко мог сообщить отечественному читателю о гонениях на постмодернистов американской официальной пропаганды, но потом тут же «находил» отечественных «христианских постмодернистов» и быстренько устраивал на них свои маленькие «гонения», не заметив даже, что занял-то именно позицию тех же янки, о которой говорил чуть выше с осуждающим беспокойством.

И уже бессмысленно нам возмущаться словами г-на Волина из высших государственных чиновников, назвавшего православных «мракобесами», когда апологет «новой экстремы» в литературе Бондаренко своих же коллег-писателей не гнушается обзывать «новыми инквизиторами», одновременно приписывая им высокомерие: считают, мол, «всех остальных великих и малых русских писателей нехристями». Такая «ловкость рук», как и апелляции к начальству («Не понимаю только, зачем это нужно руководству Союза писателей?») — это уже замашки патриотического городового, так часто писавшего о либеральной жандармерии и, видно, незаметно для себя усвоившего ее приемы. «Зайчики в голове прыгают» — было сказано в русской классической литературе о подобном неустойчивом в мыслях герое.

Бондаренковскому «Дню литературы» кажется, что он сегодня в авангарде культуры. А мне видится, что он в хвосте у тех, кто задает модный тон. Требование «культурного взрыва» было и выдвинуто, и осуществлено в среде постмодернистов (ими были «взорваны» язык, классика, идеология, иерархия, порядок, традиция как удерживающие начала). И только сегодня это требование переместилось в культурное пространство, называемое все эти годы «радикально-патриотическим». К примеру, Владимир Бондаренко недавно сочинил статью про «нечто такое русское (в виде «национального упыря», — К.К.), что и в зле своем помимо воли своей противостоит всем мировым порядкам», но вот Виктор Ерофеев уже давно свою «концепцию зла» изложил в предисловии к сборнику «Русские цветы зла», а в «Жизни с идиотом» представил героев, противостоящих всякой культурной норме.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное