Русская куртуазная повесть Хvi века (СИ)

ЕДИНСТВЕННОЕ упоминание о воеводе Лвове (Лвовъ: не Львов!) - отнюдь не князе, и носящем уменьшительное прозвище Внучко (проверьте в поисковых машинах!) - мы находим в личных приписках бюрократически-скрупулезного Ивана Васильевича, внесенных уже во 2-й (1-й: Синодальный список Никоновской летописи) - казавшийся окончательным, вариант Летописного Свода: '...пришли со всеми людьми здравы, а Внучко Лвовъ съ Пермячи къ великого князя воеводамъ не поспел, а пришелъ въ судехъ опосле, и Казанские люди его побили и самого убили' [там же, т. 13\2, с.446]. Частное ('его побили') поражение отставшего мелкого подразделения и гибель его невысокого командира было выдано за поражение всей кампании.

Мы не знаем имен воевод, оставшихся неизвестными советников юного Ивана Васильевича, планировавших кампанию (службы генерального штаба, как известно, в т.в. не было). Лишь некоторые обстоятельства допускают видеть, среди московских воевод, помимо названных Микулинского-Пункова и Серебряного-Оболенского, также Данилу Захарьина. Когда в сер. 1570-х гг. Иван Грозный писал ответ плененному охраннику Василию Грязному, отказываясь обменять стражника на крупнейшего крымского воеводу Дивей-мурзу, он упоминает, приравнивая к татарскому военачальнику как достойную меру для обмена, лишь двух воевод: М.В.Глинского, своего дядюшку, и С.И.Микулинского (+ 12.08.1559 г.), кашинского князя, в близком родстве с царем Иваном не состоявшего. Московский конюший М.И.Глинский, безцветный на поле боя, был низвергнут Московским восстанием 1547 года, когда власть в правительстве перешла к многочисленным родственникам Захарьиных - потомков тверского (в последние годы жизни) боярина Акинфа Великого. Быть может, выстраивая ряд, царь называл здесь ведущих политиков боярских групп, связанных с царицей-матерью и с собственной царицей (Данила Захарьин, однокровный брат царицы Настасьи, выдал дочь замуж за одного из Оболенских)?

Операция была идеально подготовлена, и Сапа-Гирей не зря заподозрил приближенных: "Вы, деи, приводили въеводъ великаго князя"... Но СКЦ - чей автор был его приближенным, сопровождая хана, рассказывая о походах на Казань - скрупулезно и со многими, неизвестными русским и мусульманским источникам, подробностями, об этой операции промолчало ВООБЩЕ.

Сказитель не игнорирует её - её масштаб и значение в те годы были понятны абсолютно всем, особенно в Европе, где только и читали сказания на кяфирском русском языке. Так Сказитель выдал бы себя самого, ранее представившегося свидетелем и участником событий! Но он распределяет ее эпизоды между походами годов 1530 ("2-е взятие Казани": разгром ханских кабаков, тёплое время года) [там же, т. 19, с.38] и 1549 ("3-е взятие Казани": поход судовой рати, участие воеводы В.Серебряного, взятие шатров хана) [там же, с.57].

В Буслаевском списке поход 1549 г. был описан бегло, без подробностей: не указано даже имен воевод. Впоследствии автор внес подробности, как мы знаем, легендарные (легендированные), перенесенные из прошлого 1545 года, заместив имя реального Дмитрия Бельского князем Василием Серебряным. Но он оставил неприкосновенным умолчание Буслаевского извода о походе с датой 1545 г., вопреки фактам заявляя о рейде года 1549-го: "Се збысться начальная победа, первая, Самодержца нашего надъ злою Казанью" [там же, с.59 (Соловецкий список)].