Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

«Физическое, интеллектуальное и нравственное вырождение человеческого рода» Б. А. Мореля и «Цветы зла» Ш. Бодлера появились в 1857 году. Они были опубликованы в эпоху, провозглашавшую прогресс и теорию эволюции Ч. Дарвина, но при этом представляли пессимистическое видение эволюции человечества. Труд Мореля впервые внес во французскую медицинскую науку понятие физического «вырождения»; стихи Бодлера оказались провозвестниками декаданса в европейских литературах. Ретроспективно мы можем констатировать, что совпадение в датах появления этих двух текстов свидетельствует о возникновении во второй половине XIX века нового культурного дискурса. Выявляя изнанку прогресса, он развивался под знаком сближения теории вырождения с практикой декаданса в искусстве.

«Ессе Homo» Ф. Ницше (1888), где философ объявил себя «декадентом», открывается биографическим введением, напоминающим скорее психиатрический анализ его утонченной болезненной психики и физических недугов, чем философское высказывание. В «Случае Вагнера» (1888) вырождение и декаданс рассматриваются как проявления единого дискурса. «Превращение искусства в спектакль, — пишет Ницше, — есть не меньший знак физиологического вырождения (точнее, формы истерии), нежели полное разложение и немощь искусства, предлагаемого Вагнером» [Nietzsche 1967:169; перевод с англ. П. Барсковой]. Это высказывание он предваряет заявлением, что Вагнер — декадент, «современный художник par excellence», олицетворяющий современность и ее недуги. Называя Вагнера «неврозом», Ницше пишет, что, «вероятно, ничто теперь не известно более, по крайней мере, ничто не исследовано так хорошо, как протейский характер вырождения, скрывающийся в куколке (модернистского) искусства и художника (подразумевается Вагнер)» [Nietzsche 1967: 166; перевод с англ. П. Барсковой]. В своей критике Вагнера Ницше характеризует его гений как истерический, неврастенический, сверхчувствительный и женоподобный; эти же симптомы он находит и у себя.

Неврастения и истерия были болезнями-фантомами, изобретенными во второй половине XIX века [Gilman 1985:199]. С. Гилман и Э. Чемберлен предполагают, что медицинская теория вырождения была, по природе своей, скорее, вымышленной [Chamberlin/Gilman 1985: X]: выдуманная болезнь приобрела размеры эпидемии. Следуя представлениям современной науки о природе, дегенерация и психопатология взяли за основу биологическую модель рождения — развития — старения — смерти. Но только дегенерация считалась не естественным повторением этих явлений, а болезнью.

Будучи таким образом отклонением от нормы, вырождение связывалось с дурной наследственностью, которая фантазматически поражала не только отдельных людей и отдельные семьи, но и целые нации. Психопатологи утверждали, что приобретенные заболевания, в особенности сексуальные отклонения, передаются от одного поколения к другому и приводят к падению численности населения. В своей невероятно популярной в свое время книге «Вырождение» («Entartung», 1892), стиль которой, в свою очередь, носил черты навязчивой истерии, М. Нордау каламбурно связывает конец века (fin de siede) с концом расы (fin de race) [Нордау 1995:23]. Как и другие критики раннего модернизма, Нордау считал новые веяния в искусстве последствием «заразной» болезни, вызывающий генеалогическую «порчу». Страх порчи поражал утонченных и впечатлительных членов общества, тело которых было особенно подвержено фантому дегенерации. Обессиленные мужчины связывали эту болезнь с кризисом маскулинности, который, в свою очередь, ставил под сомнение их прокреативные обязанности и таким образом угрожал институту семьи.

Эти идеи нашли отклик в России — в виде антипрокреативной утопии изнутри и реакции на новые литературно-медицинские дискурсы извне[193]. Можно даже утверждать, что первое модернистское поколение России — более, чем где-либо в Европе, — было поглощено мыслями о конце истории и природы. Ярче всего эти навязчивые мысли проявились в вызове, обращенном к идее продолжения рода[194]. Апокалиптические настроения на рубеже веков в свою очередь способствовали широкому обсуждению в прессе «Вырождения» Нордау, появившегося в России в 1894 году в двух различных переводах. Вот что пишет в «Северном вестнике» А. Волынский: «Лучшие люди мира призваны (Нордау) к строгому допросу. Величайшие художники современной Европы беспощадно обличены в психической неуравновешенности, — обесславлены, почти оскандалены посредством проницательного анализа их эстетических и философских стремлений» [Волынский 1894:135].