Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

Водоворот конца века, в представлении Блока, ослабляет плоть, что приводит к концу рода (в отличие от идеи Позднышева, провозглашавшего конец человеческого рода недосягаемым моральным идеалом). Мечтой Блока было показать возрождение семьи. Как уже было отмечено, Блок в своей поэме собирался заронить семя поэта в чрево женщины не дворянского, а простого происхождения, не русской даже, а полячки[204]. Подразумевалось, что воображаемый сын Блока избежит наследственного клейма вырождения благодаря здоровой крови, текущей в его жилах. Он-то и станет человеком будущего, а «прошлая» история, какой понимал ее Блок, подойдет к концу. Темы исторического возмездия и искупления, волновавшие многих на рубеже веков, приобретают мистический и народнический облик в поэме. Народ, а не интеллигенция спасет Россию от вырождения и гибели.

В то время как воображаемому сыну Блока было предназначено избегнуть вырождения, для его поэтического двойника оно было неизбежно. Только чистое молоко крестьянской женщины спасет следующее поколение от заразы, которую Блок связывает с «вампирственным» XIX веком. Смысл поэмы в том, что вампиром fin de siècle является сам Блок, хотя более очевидным кровопийцей показан его отец, проникающий в материнскую линию рода лирического героя поэмы. Отец изображен лермонтовским Демоном и болезненным собратом Д. Байрона, желающим наполнить свои вены живой кровью: «Как будто труп хотел налить / Живой, играющею кровью». Он зачинает своего сына в результате вампирического совокупления, которое дается в поэме как метафорический сексуальный акт в виде вампирического изнасилования:

(Смотри: так хищник силы копит:
Сейчас — больным крылом взмахнет,
На луг опустится бесшумно
И будет пить живую кровь
Уже от ужаса — безумной,
Дрожащей жертвы…) — Вот любовь
Того вампиристого века,
Который превратил в калек
Достойных званья человека!
Будь трижды проклят, жалкий век!

Секс и генеалогия выступают в вампирической поэзии Блока как порочная кровавая связь в отличие от благочинного академического семейного мира его ранней юности. Вампирические образы «Возмездия»[205] покажутся еще более связанными с темой физического вырождения, если сопоставить их с «мускульной» (по определению самого автора) структурой поэмы. Рассуждая о контексте создания поэмы, Блок использует анатомические образы для описания ее внутреннего устройства и сравнивает его с развитием мускулов: «…все движение и развитие поэмы для меня тесно соединилось с развитием мускульной системы. При систематическом ручном труде развиваются сначала мускулы на руках, так называемые — бицепсы, а потом уже — постепенно — более тонкая, более изысканная и более редкая сеть мускулов на груди и на спине под лопатками. Вот такое ритмическое и постепенное нарастание мускулов должно было составлять ритм всей поэмы. С этим связана и ее основная идея, и тема» [Блок 1960: 297].

Эта анатомическая метафора Блока является противоядием от вырождения и вампиризма его времени. Она напоминает появившуюся в конце XIX века идею «мускульного христианства», которое призывало к регулярным физическим упражнениям, укрепляющим плоть и обороняющим ее от соблазнов [Gilman 1985:15]. Эта идея отражает введение спорта и культуры тела в обиход мужчин и женщин того времени. Зимой 1910/11 года врач поставил Блоку диагноз «неврастении» (сам поэт в «Возмездии» называет «неврастению» болезнью XIX столетия), хотя, возможно, то был приступ венерического заболевания. Доктор прописал инъекции спермина, лекарства, применявшегося тогда от импотенции и нервного истощения. Сам Блок считал его лекарством от плохого кровообращения [Блок 1960–1965 VIII: 331–332,]. Поэта беспокоило его здоровье, о чем он и писал матери в 1911 году. В письме говорится о повышенном внимании поэта к культуре тела и физическим упражнениям: гимнастике для развития мускулов и массажу. Как и во вступлении к «Возмездию», Блок проводит в письме аналогию между литературной работой и физическими упражнениями своего тела. Говоря о поэзии, он использует дискурс «родства» и «вырождения». Но вместо «вырождения», которое пугает его, Блок описывает общность между поэзией и физкультурой с помощью глагола «родниться». Чтобы приобрести форму, поэзия должна приобрести тело — здоровое тело! — пишет Блок, подразумевая анатомическую связь между ними.