Русская литература первой трети XX века

Повествование о «Тавриде» (то есть Таврическом саду) и катании в Славянку должно быть спроецировано, скорее всего, на опыт общения Кузмина с Павликом Масловым, героем стихотворного цикла «Любовь этого лета». Именно на фоне встреч в Таврическом саду и загородных поездок проходили свидания двух людей. Некоторое представление об этом могут дать дневниковые записи, из которых приведем лишь незначительную часть. Вот, например, 7 июня 1906 г.: «Потом поехали в Тавр<ический> сад; Бакст и Дягилев были уже там. Дягилев, сначала обратив внимание на какого<-то> казака, вдруг увлекся старой историей с «хаки», санитаром, действительно очень милым. Но тот был не из «храбрых» и, кажется, дело, как и 2 года тому назад, не выгорело. Мне ни этот сапер, ни кто другой особенно не понравился. Храбрые воины караулили терпеливо и трогательно, профессионалы щепотью ходили вместе. Какой-то россинантистый идиот, страшный, как смертный грех, все на нас налезал; был нувелевский жидок и господин в белом, которого Нувель видел и в Летнем pronto a servizio. <...> Опять догнали Дягилева, в волнении который нас бросил, перейдя на другую сторону, за кем он гнался, мы не заметили. Мы взяли извозчика, В<альтер> Ф<едорович Нувель>, проезжая по Итальянской, рассказывал, как однажды уехал отсюда в незастегнутых ботинках. Это было очаровательно, будто из Боккаччио или Casanova». 10 июня: «В Таврическом был уже Дягилев с господином (т<ак> наз<ываемым> Стасей) и кадетом Чичинадзе. Недалеко от меня сидели 2 тапетки, еврейчик в котелке и в черных перчатках и повыше, в соломенной шляпе, несколько чухонского типа, с узенькими блестящими и томными глазами, который все посматривал на меня. Пришел Нувель, потом Бакст; «хаки» не было и Дягилев уехал с Чичинадзе. Вячеслав придет ко мне с В<альтером> Ф<едоровичем> в понедельник. Он резонабельный, примерный и буржуазный мальчик, по-видимому. Бакст ничего не понимал и звал нас старыми колотушками без осмысленных движений. Мы стали интриговать 2<-х> тапеток и еще каких-то 2-х гимназистов полухулиганского типа. Еврейчик, думая, что все это относится к нему одному, вышел и пошел за нами; тогда мы взяли извозчика и поехали, посадив Бакста на колени»,— и так далее, и так далее. Июнь и июль 1906 года у Кузмина проходят в постоянных посещениях Таврического сада и разнообразных эскападах там. Что касается поездок в Славянку, то вот описание одной из них, 22 июня: «...мы, сделав тура три, поехали в «Славянку», куда, по уверению Павлика, меня пустят[1001]. Была очаровательная луна в воде и на небе, на той стороне деревья островов, проезжающие мимо лодки и пароходики, и теплая ночь, и Павлик — все было прекрасно. М<ожет> б<ыть>, еще лучше бы, если б тут был и Нувель и еще кто-нибудь. На обратном пути на мосту мы купили несколько роз, чтобы их обнюхивать, как вчерашний Ванечка в Тавр<ическом> саду; они были разных цветов и увядающие, и лепестки осыпались и на извозчике, и по лестнице, и в комнате, будто осыпая дорогу. Павлик уверяет, что любит меня, что я понравился раньше, чем познакомились, что можно дело иметь с разными, а любить одного, и не хотел, чтобы я положил ему в карман деньги».

Пункт о «мало спроса» должен был быть хорошо известен Кузмину из общения с тем же Павликом и другими гомосексуальными проститутками, которых он во множестве встречал в это время. Что касается раздела «прогоняют от генерала», то не исключено, что здесь имеется в виду нечто, восходящее к описанию Брешко-Брешковского: «Академик[1002] всматривался, где он видел это лицо, и вспомнил, что видел в одном официальном альбоме русских сановников. Но там старик был в мундире со звездами.

Жернов указал ему кресло.

— Прошу садиться...

И чуть не добавил:

— Ваше превосходительство...

Старик сел, держа на коленях цилиндр маленькими, затянутыми в перчатки руками.

— Я могу вам предложить один заказ? <...> Вам знакомо, конечно, имя Содома? <...> И знаете его вещь — она пользуется большой популярностью — «Св. Себастиан»? <...> Мне было бы желательно, чтоб, соблюдая до последних мелочей всю композицию: фигура, фон, околичности — словом, все, вы взяли на себя труд написать мужской портрет. У него, у этого юноши, такое же гибкое нежное тело, как и у Себастиана кисти Содома. Это мне и внушило мысль. Что касается гонорара, вопрос для меня безразличный. Но ставлю непременное условие. В колорите, в наивности пейзажа ни на волос не уклоняться от прототипа. Это вас устраивает?» (С. 78—79).Из пассажа выглядит очевидным, что Клавдий живет у этого сановника, которому может соответствовать «генерал» из плана.