Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям

Возможно, поэтому и сейчас под non fiction понимают все, что угодно. Так, скажем, в журнале «Знамя», где для произведений такого рода выделена специальная рубрика, non fiction трактуется как литература, содержащая в себе все признаки художественности – но только за вычетом вымысла. И другой пример: благодаря усилиям организаторов книжной выставки-ярмарки, которая проходит поздней осенью в московском Центральном Доме художника, это слово употребляется журналистами и как синоним понятия интеллектуальной литературы. А если учесть непременную презентацию на этой выставке новинок современной поэзии, прозы, эссеистики, то и как синоним некоммерческой литературы вообще.

Смысл во всем этом, разумеется, есть. Хотя есть и своего рода дискриминационность по отношению к явлениям низовой, массовой словесности, которые, не отличаясь «высоколобостью» и/или стилистическим изяществом, тоже ведь входят в состав литературы non fiction. И более того, – как утверждает Галина Юзефович, – «сегодня, употребляя этот термин, мы чаще всего имеем в виду практические руководства по диагностике кармы или нейро-лингвистическому программированию, скандально-исторические расследования Эдварда Радзинского или Виктора Суворова, гиперпопулярные многосерийные отчеты врача-офтальмолога Эрнеста Мулдашева о своих странствиях по заснеженным Гималаям и встречах с внеземными цивилизациями». «Посмотрите, что делается на Западе: там подобного рода литература – основа книжного бизнеса», – продолжает Г. Юзефович. – Поэтому и у нас именно нон-фикшн, а вовсе не качественная художественная литература с большой степенью вероятности станет главной тенденцией ближайшего – и не только – книжного года».

Это уже почувствовали издатели, запуская все новые и новые серии литературы «без вымысла», насыщая книжный рынок мемуарами, в том числе и представителей, – по словам Марии Ремизовой, – «того некультурного слоя, который текстов практически не порождает», или «путевой прозой», то есть книгами о путешествиях, записками бывалых людей, историческими, крае– и страноведческими, культурологическими исследованиями, а также разного рода «учебниками жизни» – в широком диапазоне: от книг Владимира Мегрэ и Евдокии Марченко, манифестирующих новые религиозные вероучения, до книг о правильном мышлении и образе жизни, о вкусной и здоровой пище, принадлежащих перу не только педагогов, врачей и диетологов, но и таких статусных писателей, как Петр Вайль и Александр Генис, Мария Арбатова, Михаил Веллер, Анатолий Найман. Non fiction сегодня – это и основанная на подлинных свидетельствах проза Светланы Алексиевич, и повествование Анатолия Приставкина о людях, приговоренных к смертной казни, и философски изощренный «Бесконечный тупик» Дмитрия Галковского, и стилистически изощренная полуновеллистика-полуочеркистика Владимира Порудоминского, Игоря Померанцева, Льва Рубинштейна, Игоря Клеха, Василия Голованова, иных многих. По словам директора издательства «КоЛибри» Сергея Пархоменко, «чтение подобного рода, будучи, по сути дела, развлекательным, создает тем не менее у занятого человека ощущение полезного времяпрепровождения и самообразования»_*. Причем, – как небезосновательно замечает А. Генис, – «единственный критерий, позволяющий провести достаточно определенную границу между двумя видами словесности, – персонаж. Именно его отсутствие и лишает литературу вымысла, который делает ее “художественной”».

Принимая во внимание обширность и разнообразие нынешней «невымышленной» литературы, нельзя не посожалеть, что в России нет пока премии, которая, как Пулитцеровская в США, присуждалась бы за наивысшие достижения в этом роде словесности. И нельзя исключить предположение, что Россия вскоре перестанет быть, – вновь процитируем Галину Юзефович, – «единственной страной в мире, где фикшн продавался лучше, чем нон-фикшн».