В-третьих, необходимо максимально использовать перформативный потенциал экскурсии, заложенный в ее структурных особенностях. В своем роде экскурсия действительно уникальна как культурная практика освоения городского пространства. В экс-курсии органично соединяется тактильное, телесное переживание города с его интеллектуальным исследованием, соединяются рассказ о городе и физическое движение в городском пространстве. В определенном смысле любая экскурсия – это совместное действие, спектакль, перформанс, а экскурсовод, соответственно, – режиссер непрерывно и порой непредсказуемо развивающегося действия. Деятельностная природа экскурсии определяет особенность экскурсионного нарратива. В нем есть перформативный потенциал. Иначе говоря, экскурсия не только открывает смысловую реальность города, но и творит ее, создавая новые структуры смысла.
Главная технологическая проблема, вытекающая из предложенного концептуального подхода к экскурсии, – исполнители, кадры. Кто будет делать такие, креативные и акционистские, экскурсии? И кто будет учить искусству городской экскурсии? Сегодня профессия экскурсовода не относится к числу востребованных и престижных, и имеющиеся места заполнены людьми более или менее случайными. Системы целенаправленной подготовки экскурсоводов тоже пока не существует. В рамках подготовки по специальности «Социально-культурный сервис и туризм» в Пермском университете, насколько известно, теории и практике организации экскурсий специального внимания не уделяется.
В ближайшее время выход пока один. В экскурсионную сферу должны входить творческие люди, занимающиеся инициативным менеджментом городской культуры в уже существующих общественных организациях. Надо создавать прецеденты, воодушевляющие примеры креативных экскурсий, предлагать экскурсионные программы школам. В этом направлении и предполагает в ближайшей перспективе поработать фонд «Юрятин». И второе. Необходимо создавать новые тексты экскурсий. Почин в этом направлении сделан. В 2005 году фонд выпустил книгу «В поисках Юрятина» (2005). Это книга прогулок по городу, в которых широко использована не только привычная краеведческая фактография, но и городская мифология, а главное – реализовано видение города как подвижной смысловой структуры. Книга создала прецедент. Теперь жанр городской прогулки вошел в пермскую журналистику. Но это только начало, первые пробы. Нужно писать новые путеводители, создавать корпус текстов, популярно и занимательно открывающих город, открывающих еще не известную пермякам Пермь – город со смыслом. Так для каждого горожанина открывается поле повседневных культурных практик, он учится читать город самостоятельно, углубляя пространство личной памяти до пластов памяти исторической и мифологической. И это путь к консолидации городского сообщества.
Здесь мы переходим на новый уровень культурной практики в пространстве городских смысловых структур. Это практика активного конструирования и укоренения смысловых структур. Речь, конечно, не идет о произвольном и безответственном фантазировании на темы городской мифологии. Речь о другом. Мы говорим о том, как проявлять и развивать латентные, забытые или еще не осознанные, но реальные, укорененные в истории и ландшафте структуры памяти, а далее – закреплять их в городском пространстве, расставляя в нем материальные носители этой памяти.
Сужая тему проявления и формирования новых смысловых структур в памяти города, я остановлюсь лишь на роли литературных мифологий. Значение (в том числе экономическое) этих мифологий и мест литературной памяти для города общеизвестно. Нередко литературные места становятся центрами туристического паломничества и, соответственно, существенным источником для жизни территорий [Гнедовский 2008].
У Перми здесь есть свои, хоть и скромные возможности. По крайней мере в жизни двух писателей с мировыми именами Пермь оставила след, а они – своим творчеством – след в истории Перми. Это Антон Павлович Чехов и Борис Пастернак с их литературными мифами, которые можно условно обозначить как «Пермь – город трех сестер» и «Пермь – город доктора Живаго». Не углубляясь в детали (для этого есть специальная литература), отметим, что и тот и другой мифы не эфемерны, а имеют под собой реальную биографическую и творческую основу [Гладышев 2008; Абашев 2008; Абашев 2010].
В качестве примера остановимся на эксперименте по формированию пастернаковского слоя в памяти города, поскольку восстановление этого следа, его проявление и закрепление – это развертывающийся и, кажется, небезуспешно, проект фонда «Юрятин». Вообще об идее восстановления пастернаковской памяти в Перми местные журналисты впервые заговорили еще в конце 1980-х годов [Бубнов, Могиленских 1987], а с публикацией в России романа «Доктор Живаго» гипотетическое сближение Перми и Юрятина стало более или менее расхожим в гуманитарной среде города. Общественный фонд культуры «Юрятин», созданный университетскими филологами в 1994 году, своим названием эту идею закреплял.