Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие

Некрасов выбирает сюжет, позволивший осветить целый пласт общества. Первая часть («Юбиляры и триумфаторы») разоблачает знатных сановников, вторая («Герои времени») – крупных капиталистических воротил. Хронотоп поэмы вроде бы весьма ограничен. Сквозной герой, наблюдательный и взыскательный интеллигент, бродит по залам престижного трактора и слушает «спичи», разговоры и споры сильных мира сего. Поэтика «Современников» определила её принципиальную фрагментарность.

Причём построены эти фрагменты каждый раз по-новому. Автор может только штрихообразно набросать портрет (таков «юбиляр-администратор» из залы № 1: «…древен, весь шитьём залит, / Две звезды…»). Или дать развёрнутый образ оратора (колоритен и нарочито укрупнён «колосс по брюху» князь Иван из запы № 3). В некоторых случаях рассказчик пользуется характеристиками иного рода. Например, в самой маленькой по объёму главке (зала № 4) использован своеобразный приём наложения. Оратор обращается к сенатскому завсегдатаю:

«(…)Всегда ли ты служил добру?

Всегда ли к истине стремился?..»
Позвольте-с! —
Я посторонился
И дал дорогу осетру.

При минимуме средств поэт сказал об очень многом. Осётр, столь бесцеремонно потеснивший рассказчика, плохо совмещается с жертвенным сенатским аскетизмом. И уже неважно, каков был ответ на пафосные вопросы оратора (банкет триумфаторов – не место для разоблачений). Подсказка сработала безошибочно: произошёл эффект узнавания. Современный литературный гурман непременно вспомнит о чеховской и булгаковской осетрине «с душком». Душок есть и здесь. Правда, немного иной. Не случайно рассказ о зале № 7, где пируют профессиональные литераторы, начинается с детали: «Из залы новой / Мертвечиной понесло…»

Эта главка выполнена в стиле убийственного памфлета на псевдонаучные изыскания пишущей братии, стремящейся делать сенсации на пустом месте. Механизм создания дутой литературной репутации воспроизведён максимально точно и ёмко. И 130 лет спустя, в эпоху постмодернистского беспредела, этот механизм работает без сбоев. А ведь поэт ещё тогда назвал словоблудие собратьев по перу «пиром гробовскрывателей»…

В «Современниках» Некрасов подчас откровенно публицистичен. Некоторые его стихи предвосхищают послереволюционный язык плаката. Недаром восхищался ими Маяковский (в особенности портретом князя Ивана). Совершенно в духе нынешней морали звучат рассуждения одного из ключевых героев второй части – «Зацепы-столпа»:

Подождите! Прогресс продвигается,
И движенью не видно конца,
Что сегодня постыдным считается,
Удостоится завтра венца…

Некрасов, вероятно, и не предполагал, насколько это пророчество окажется верным…

В композиционном плане всё это «собранье пёстрых глав» объединяет общее структурное звено: в каждой из них есть прямая речь (тост, спич). Она делает поэму драматургичной. Некрасов, по-видимому, воспринимал юбилейный банкет как некий род лицедейства. (Грубая лесть ведь тоже может подаваться в изящной упаковке.) Поэтому жанр второй части «Современников» он определил как трагикомедию.

Некрасов – мастер эффектных финалов. Он умеет бросить в предмет своего презрения по-лермонтовски железный стих, «облитый горечью и злостью!» Но здесь уступил место, так сказать, правде факта. И даже не поставил многоточия. «Современники» перешагивают из 70-х годов XIX в. прямо в век XXI. Велик соблазн растащить эту поэму иа «тьму низких истин» и поговорок, но современный читатель, увы, не так восприимчив. А есть в этой поэме многое из того, что делает её произведением не только мастерским, актуальным, но и глубоко литературным, если выявить в ней мотивы, характерные для русской классики. Там и тут мы видим то гоголевского Чичикова, то купцов Островского, то мечущихся героев Достоевского, то предвестие судьбы горьковских Артамоновых.

Закатная поэма Некрасова, по верному замечанию А. А. Илюшина, «лишена того целебного источника, прикосновение к которому всегда отрадно». В ней нет народа. Действие поэмы так и не выходит за пределы душной залы. Произошло это, вероятно, потому, что поэт параллельно не прекращал работы над главным произведением своей жизни.

Крестьянская эпопея «Кому на Руси жить хорошо» была начата после реформы 1861 г. Некрасов работал над ней до самой смерти, но так и не успел завершить. Уже после кончины поэта издатели его наследия расставили её части в общеизвестном ныне порядке. Первое, что поражает в эпопее, – это размах. Сюжет её должен был охватить все слои общества, причём любое явление здесь оценивается с крестьянской точки зрения. Некрасов по-своему использует богатейшие традиции устного народного творчества. Сказочный пролог, поговорки, песни, прибаутки – всё это работает на главный вопрос, поставленный в названии. По мере движения сюжета он из социального превращается в философский.