Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие

Как и герой русских сказок, Миша Бальзаминов самозабвенно и наивно отправляется на поиски невесты, а, по существу, на поиски счастья, стремится к осуществлению сказочной мечты о земном рае, который ведь может оказаться и совсем рядом, например, в Китай-городе, явившемся вдруг во сне Бальзаминовой-матушке. Видимо, детскую веру героя в то, что счастье рядом, стоит только выйти за ворота, можно счесть и глупостью, однако делать такой вывод совсем не хочется. Ведь в трилогии Островского не «дуракам везет» – удача здесь улыбается герою наивному, простодушному, безобидному, никому не желающему зла, а, напротив, мечтающему осчастливить всех бедных и невезучих, издать такой указ, по которому богатый должен жениться на бедной (вот тогда и наступит по Москве да и по всей Руси благолепие и благоденствие).

Как и подобает сказочному герою, Миша трижды испытывает судьбу (или, может статься, судьба испытывает его) и обретает наконец то счастье, которого искал – богатую невесту – вдову Белотелову, опять же в полном согласии с названием последней части «бальзаминовской» трилогии: «За чем пойдёшь – то и найдёшь». Собственно, весь гармонично-поэтический мир драматургии Островского и строится именно по этому закону: здесь каждый получает – и победитель, и неудачник – именно то, чего заслуживает.

Произведением, венчающим дореформенный период творчества драматурга, справедливо считается драма «Гроза» (1859). Автор вновь показывает мир «своих» людей – патриархальный мир провинциального Калинова, тесный круг его обитателей с давно и строго закреплённым за каждым положением: самовластная Кабанова, самодур Дикой, самовольные Кудряш и Варвара, самоучка Кулигин. И жизнь в Калинове течет сама по себе, по своим собственным законам. Может быть, и есть где-то, если верить страннице Феклуше, «суетный» город Москва, где «бегает народ взад да вперед неизвестно зачем». Есть и вовсе такие страны, «где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят». Только про такие места что и говорить: «У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а но ихнему всё напротив». И ничто и никто, казалось бы, не в состоянии нарушить мерное течение «праведной» калиновской жизни. Однако именно здесь и разразилась настоящая гроза. В строго очерченный круг «своих* людей попадает неведомо откуда странная, ни на кого не похожая Катерина.

Здесь прямо-таки напрашивается параллель с «весенней сказкой» Островского «Снегурочка», которая будет написана позже, в 1873 г. На первый взгляд может показаться, что между калиновским миром и царством берендеев нет ничего общего. Берендеи близки к природе, не знают зла и обмана, как не знает его сама природа. Но ведь и Калинов стоит на красивейшем волжском берегу, на который пятьдесят лет каждый день будешь глядеть и не наглядишься. Калиновцы, как и берендеи, твердо убеждены, что живут они в обетованной земле: «Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить!» И только когда в этот мир пытается войти существо иной природы – тогда и открывается его несовершенство, тогда и случается гроза.

Тот факт, что главная героиня «весенней сказки» – Снегурочка – есть существо иной, отличной от человеческой природы, не требует доказательств и предопределено самим сказочным сюжетом. Но в «Грозе» с первого появления Катерины драматург всячески подчеркивает её особость – инакомыслие, инакостремление, инакодействие. Катерина попала в Калинов из родительского дома, который, по её рассказам, больше похож на рай – иной, неземной мир: «Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдём с маменькой в церковь, все и странницы – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придём из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!» Не случайно этот мир героини, в отличие от Калинова, не имеет у Островского никакого наименования. Где он располагался – на земле или на небе? О «небесной» природе Катерины напоминает и странно-недоуменное для земного человека восклицание: «Отчего люди не летают!» И само имя её – «вечно чистая», и её сохранившаяся, быть может, от «небесного прошлого» способность слышать «голоса» иного мира: «А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют».