Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Необычайно щедра история «русского Байрона», его переводов, подражаний, критического освоения. Байронизм как литературное настроение имел сильный отзвук в России, особенно среди поэтов пушкинской эпохи (Кюхельбекер, Батюшков, Веневитинов, Дельвиг, Козлов и др.). Байронизм решительно сказался и у молодого Лермонтова, который, при всём своем увлечении английским поэтом, его личностью и судьбой, писал: «Нет, я не Байрон, я другой, / Ещё неведомый избранник, / Как он гонимый миром странник, / Но только с русскою душой». По мере развития таланта Лермонтова байроновские мотивы и образы приобретают у него всё более оригинальную, самобытную интерпретацию.

Поколения исследователей привлекала тема «Байрон и Пушкин»; последний в пору южной ссылки «с ума сходил по Байрону». Типология романтических героев, особенности сюжетосложения, стилистика восточных поэм Байрона в разной мере отзывается в «южных» поэмах Пушкина. Это он прямо признаёт, говоря о байроновском влиянии в «Бахчисарайском фонтане». По мере своего развития Пушкин постепенно отходит от субъективно-индивидуалистической концепции, лежащей в основе байронического героя; старик цыган в поэме «Цыганы» осуждает Алеко: «Ты для себя лишь хочешь воли».

В заметке «О трагедиях Байрона» (1827) Пушкин уже писал, что автор «Чайльд-Гарольда» «…бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества… постиг, создал и описал единый характер (именно свой)…». Всё это не помешало Пушкину высказать глубокое уважение к Байрону, человеку и поэту, в знаменитом стихотворении «К морю». Кончина Байрона вызвала в России целую волну поэтических откликов (Козлов, Веневитинов, Вяземский, Кюхельбекер, Рылеев и др.).

«Проход» Пушкина через байроновскую фазу определялся усилением его связей с народной жизнью, но Байрон не ушёл из его поля зрения. Пушкин берёт к «Полтаве» эпиграф из Байрона и ссылается на его поэму «Мазепа»; называет Онегина «москвичом в Гарольдовом плаще»; он сближает свой роман в стихах с «Беппо» и «Дон Жуаном» Байрона.

Знакомство с В. Скоттом, «шотландским чародеем», а также и с историческими хрониками Шекспира способствовало выработке у Пушкина его философии истории, пониманию роли личности и народа в жизни общества. Исследователи отмечают плодотворное усвоение Пушкиным опыта Вальтера Скотта при создании «Капитанской дочки». В основе сюжета «маленькой трагедии» Пушкина «Пир во время чумы» – поэма англичанина Джона Вильсона «Город чумы» (1816).

Плодотворную роль в творчестве Пушкина сыграла французская литература и, шире, культура, которую он отлично знал с «младых ногтей». Он отлично владел французским языком, в том числе письменным. Он так писал о французской литературе: «Изо всех литератур она имела самое большое влияние на нашу».

Вопросы её истории, тонкие, ставшие хрестоматийными суждения о ней рассеяны в ряде пушкинских статей, рецензий и заметок («О французской словесности», «О г-же Сталь и о г. А. Муханове», «Об Андрее Шенье», «Об Альфреде Мюссе», «О ничтожестве литературы русской» и др.), а также в стихах, начиная с ранних, лицейских («Городок», «Батюшкову» и др.). В статье «О ничтожестве литературы русской», давая сжатый очерк развития французской литературы, Пушкин выделяет эпохи XVII и XVIII вв., классицизма и Просвещения как особо плодотворные и богатые блистательными талантами. Это Буало-Депрео («Французских рифмачей суровый судия»), «Корнеля гений величавый», «мудрец простосердечный Ванюша Лафонтен», «великан» Мольер, певец «влюблённых женщин и царей» Расин.

В итоге, по мысли Пушкина, «в начале 18-го столетия французская литература обладала Европою. Она должна была иметь на Россию долгое и решительное влияние». Вместе с тем, Пушкин явно не одобряет направленность просветительской философии «противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов…»

Но центральной фигурой остается для него Вольтер, «поэт в поэтах первый», «великан сей эпохи», воздействие которого было «неимоверно». Пушкин испытал известное влияние Вольтера в некоторых ранних произведениях («Руслан и Людмила», «Гавриилиада»). Он называл «Орлеанскую девственницу» «катехизисом остроумия». Правда, со временем, к 1830-м гт. его отношение к Вольтеру стало более критическим, он называл его гений «разрушительным».

Автор «Евгения Онегина» любил Бомарше, который известным образом стимулировал его интерес к театру (послание «К вельможе»). Пушкин разделял критический политический пафос его комедий: «Бомарше влечёт на сцену, раздевает донага и терзает всё, что считается неприкосновенным». Интересный образ Бомарше возникает в «маленькой трагедии» Пушкина «Моцарт и Сальери».

Его глубоко взволновала трагическая судьба французского поэта Андре Шенье, казнённого в период французской революции («Андрей Шенье», 1825). Пушкин осуждает революционный террор Робеспьера («…Убийцу с палачами / Избрали мы в цари»),