Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Русская литература, её уроки находятся в поле зрения многих крупнейших английских писателей XX столетия, например, Вирджинии Вульфу прозаика и критика, признанного мастера «психологической прозы». В статье «Русская точка зрения» она пишет о той особой роли, которую играет у русских классиков, например у Чехова, понятие «душа». Особым качеством она отмечена у Достоевского, романы которого – «бурлящие водовороты, водяные смерчи, свистящие, кипящие, засасывающие нас. Душа – вот то вещество, из которого они целиком и полностью состоят». Толстой – художник иного эстетического плана: «жизнь – главная для Толстого, как душа – для Достоевского».

Сомерсет Моэм, выдающийся прозаик, драматург, критик в статье о «Братьях Карамазовых» Достоевского полагает: роман не лишён некоторых художественных недостатков, но тем не менее это величайшее произведение мировой литературы. «Философскую проповедь» Л. Толстого, исполненную антимилитаристского пафоса, разделял выдающийся английский романист Томас Гарди. Влияние «Войны и мира» сказалось в стихотворной эпопее Гарди «Династы», посвящённой эпохе наполеоновских войн; в третьей части имеются выразительные сцены, описывающие крушение французского нашествия на Россию в 1812 г.

Герберт Уэллс написал предисловие к тому сочинений Л. Толстого, включавшего роман «Воскресение». Еще в 1908 г. Уэллс послал несколько своих книг в Ясную Поляну. В сопроводительном письме говорилось: «На мой взгляд, Ваши “Война и мир” и “Воскресение” – самые замечательные, самые всеобъемлющие романы, какие мне когда-либо доводилось прочитать». Толстой созвучен Уэллсу духом реформаторства, пафосом проповедничества, просветительства.

Замечательна роль русской классики в литературном развитии Германии и Австрии. Генрих Манн восклицал: «…Но как читался Достоевский, как читался Толстой? Они читались с трепетом». Русский роман «от Пушкина до Горького» воспринимался как «урок»: «Ничто не ушло под землю, ничто не осталось не услышанным. Их книги объединяли всех».

Трудно найти такого немецкоязычного мастера слова, входящего в литературную элиту, который оказался бы равнодушным к русскому опыту. Самый «немецкий» среди писателей Германии на рубеже XIX–XX вв. – Томас Манн – был связан с литературой русской, отдал дань глубокого восхищения Пушкину. Гоголю, Тургеневу, Гончарову. Но особенно значимы были для него три имени: Достоевский, Толстой, Чехов. К их урокам он постоянно обращался. Значение Толстого, по Т. Манну, не только в том, что ему подражают, видят в нём некий художественный образец. Толстой – великий художник, стимулирующий других на творческие дерзания; он подобен мифологическому Антею, обретающему мощь в соприкосновении с землёй.

Незадолго до кончины Томас Манн написал эссе «Слово о Чехове» (1952). Он завершил свою работу словами «смутной надежды» на то, что «правда в весёлом обличье способна воздействовать на души ободряюще и подготовить мир к лучшей, более разумно устроенной жизни». Томас Манн не раз признавался в любви «ко всему русскому», а чтение нашей классики относил к «величайшим духовным переживаниям».

Не менее значим, чем Л. Толстой, был для Томаса Манна Достоевский. В его литературно-критических работах возникают две равновеликие и во многом контрастные пары: Гете и Толстой, с одной стороны, Шиллер и Достоевский, с другой. Первая олицетворяла «природу», вторая – «дух».

Не прошёл мимо уроков русской литературы другой выдающийся немецкий писатель, прозаик, критик, драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе (1912) Герхард Гауптман, одна из наиболее выразительных фигур западноевропейской «новой драмы». Для Гауптмана были значимы традиции русской классики. «Толстой множественными нитями проникает в нашу эпоху», – писал Г. Гауптман. Незадолго до смерти (1946) Гауптман свидетельствовал, что его «литературные корни уходят в Толстого…». Касаясь своего драматургического первенца, принёсшего ему славу, пьесы «Перед восходом солнца» (1889), Гауптман говорил, что эта пьеса была «одухотворена “Властью тьмы”». В свою очередь, Толстой, знакомый с драматургией Гауптмана, особенно выделял пьесу «Ткачи», посвящённую массовому протесту рабочих в Силезии; он называл её «превосходной».