На обе просьбы Гончаров и Пушкин получили согласие Николая I. Но выяснилось, что за «медную бабушку» можно было выручить только 7 тысяч рублей. В результате было решено скульптуру сохранить до лучших времен. Неудачно сложились дела и со «вспоможением». Пушкин обращался и к Бенкендорфу, и к министру финансов Канкрину (которого он считал своим родственником), но в обоих случаях получил решительный отказ. Причину Пушкин объясняет в письме Гончарову 9 сентября 1830 года из Болдина: «Сношения мои с правительством подобны вешней погоде: поминутно то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка…»[71] Таким образом, визит поэта в Полотняный Завод оказался безрезультатным.
Бальзамом на душу Пушкину стал неожиданный приход в Полотняный Завод в день его рождения 26 мая двух калужан. Ими были владелец городского книжного магазина и библиотеки Иван Антипин и его приятель Фаддей Абакумов. Они прошли пешком 18 верст специально для того, чтобы поздравить поэта. Вряд ли стоит распространяться о том, сколь дорого было русскому гению такое очевидное доказательство его широкой популярности.
Пушкин уехал из Полотняного Завода, затаив в душе обиду. Выход ей он дал через год в письме П. В. Нащокину 22 октября 1831 года: «Дедушка свинья; он выдает свою третью наложницу замуж с 10000 приданого, а не может заплатить мне моих 12000 — и ничего своей внучке не дает»[72]. Впрочем, Пушкин давно уже полагался только на собственные труды.
Второй раз поэт приезжал в Полотняный Завод в конце лета 1834 года. Здесь произошли большие изменения.
А. Н. Гончаров умер двумя годами ранее. Наследовать ему должен был бы единственный сын, но очередное медицинское освидетельствование окончательно признало его душевнобольным. Опекуном был установлен старший из потомков по мужской линии Дмитрий Николаевич Гончаров. Жена Пушкина по многим соображениям (в том числе финансовым) решила провести четыре летних месяца в калужском имении родных вместе с братом и сестрами. Сам он был вынужден остаться в Петербурге, где занимался изданием «Истории Пугачева». Началась интенсивная переписка. В целом супруги обменялись почти тридцатью письмами с каждой стороны.
Пушкин скучал в Петербурге. Привязанный ко двору (пусть и не слишком обременительными обязанностями), опутанный долгами, он ощущал всей душой, что прежней — необходимой для творчества — свободы у него уже нет. Ему оставалось только мечтать в письме 11 июня: «Кабы Заводы были мои, так меня бы в Петербург не заманили и московским калачом. Жил бы себе барином»[73]. Жену он предостерегает (20 апреля): «В деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения»[74]. По-видимому, Пушкин все же втайне рассчитывал и на денежную помощь со стороны родственников: «Сейчас приносили мне корректуру… Я прочел, что Пугачев
21 августа Пушкин приехал в Полотняный Завод. Он нашел свое семейство живущими не в главном, а в так называемом Красном доме — отдельном строении в парке, стоящем на берегу пруда. Красный дом был просторен; в нем было 14 комнат. Кроме того, он находился вдалеке от фабрик, и поэту здесь явно было уютнее. Как и в Яропольце, Пушкин прежде всего заинтересовался усадебной библиотекой. Его постоянно видели с ворохом книг, которые он переносил в свои апартаменты. Сохранился любопытный документ пребывания поэта в усадьбе, а именно рукописный на четырех страницах «Реестр книгам у А. С. Пушкина». В реестре значатся 69 книг и 23 рукописи (причем и произведения самого поэта). По-видимому, это и было то, что Пушкин отобрал для себя в Полотняном Заводе и что переехало с ним в Петербург.
Отныне Пушкина с Полотняным Заводом связывали только деловые отношения. Он чрезвычайно нуждался в бумаге для своих издательских предприятий. Жена поэта выступала посредницей во взаимоотношениях мужа и брата. В ее письмах последнему не раз встречаются просьбы о присылке бумаги. Д. Н. Гончаров всегда охотно откликался на них, и бумага поступала Пушкину в срок.