Читаем Русская литературная усадьба полностью

Тютчевы принадлежали к кашинскому дворянству. Их появлению на Брянщине предшествовал еще один яркий эпизод из родовых исторических анналов. Дед поэта, уроженец Угличского уезда, секунд-майор Николай Андреевич Тютчев, женился на Пелагее Денисовне Панютиной, владевшей подмосковным селом Троицким. Неподалеку было имение Дарьи Ивановны Салтыковой, прославившейся своим беспредельным садизмом. Потомкам она известна как Салтычиха. Воспылав «любовною страстию» к соседу, решительная помещица не скрывала, что она пойдет на все. Не нашедшая ответа любовь легко переходит в ненависть. Дело кончилось тем, что Тютчевы под покровом ночи тайно бежали лесными тропами, обманув соглядатаев, выставленных Салтыковой. Их путь лежал в село Овстуг Брянского уезда Орловской губернии, также принадлежавшее жене отставного майора.

Надо сказать, что сам Николай Андреевич Тютчев отнюдь не был кротким агнцем. На новом местожительстве он прославился своим разгулом, сутки напролет бражничая с соседними помещиками. Во главе «ряженых» дворовых он выходил на торговый тракт из Орла в Смоленск и собирал дань с проезжавших купцов. Впрочем, подобные деяния придавали ему своеобразное обаяние в глазах окружающих; он постоянно избирался предводителем уездного дворянства. Но даже этот, отнюдь не робкого десятка, человек устрашился Салтычихи.

Дед поэта построил в усадьбе помещичий дом. Он, как и принято, стоял на возвышенности, господствуя над крестьянскими избами. Вокруг дома был разбит небольшой парк, уступами спускавшийся к реке Овстуженке, впадавшей неподалеку в Десну. В этом доме 23 ноября 1803 года увидел свет будущий поэт. Его отец Иван Николаевич Тютчев не унаследовал «бурнопламенного» темперамента своего родителя. Наоборот, он был полной противоположностью отцу. Добрый, мягкосердечный, высоконравственный человек — он пользовался всеобщей любовью. Едва дослужившись до чина поручика, он уже в 22 года вышел в отставку и женился на Екатерине Львовне Толстой. Первый биограф поэта И. С. Аксаков характеризует ее как «женщину замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитою до болезненности»[102]. По своему психическому складу даровитый сын был гораздо ближе к матери, чем к отцу; но мягкосердечие он с очевидностью унаследовал от отца.

Тютчевы, имея дом в Москве и подмосковную (упомянутое Троицкое), тем не менее, предпочитали проводить лето в Овстуге. Путь от первопрестольной столицы в далекий Брянский уезд был чреват большими трудностями и занимал более десяти дней. По-видимому, решающим аргументом была сентиментальная привязанность родителей поэта к этой отдаленной вотчине, полной семейных воспоминаний.

Помимо Тютчевых землями Овстуга владели еще пятнадцать помещиков. Понятно, что тютчевская усадьба была небольшой. Вернувшийся спустя четыре десятилетия в родные пенаты поэт взглянул на прошлое трезвым взглядом. Он пишет жене 31 августа 1846 года: «Старинный садик, 4 больших липы, хорошо известных в округе, довольно хилая аллея шагов во сто длиною и казавшаяся мне неизмеримой, весь прекрасный мир моего детства, столь населенный и столь многообразный, — все это помещается на участке в несколько квадратных сажен»[103]. Но этот крошечный парк представлял для мальчика целую вселенную; здесь впервые еще смутно ощутил он иррациональность бытия человека и природы. Под родительскими липами пробудилась в нем и тяга к словесному творчеству. Дочь поэта Д. Ф. Тютчева сообщает сестре Е. Ф. Тютчевой 20 августа 1855 года: «Мы отправились вместе, папа́ и я, сперва на могилу дедушки, а затем в рощу, с которой у папа́ связано столько детских воспоминаний. Он рассказал мне, что однажды, гуляя с своим дядькой в роще у кладбища, нашел мертвую горлицу в траве; они похоронили ее, а папа́ написал эпитафию в стихах. Ты помнишь ночные фиалки, которые так благоухают по вечерам? Так вот, весной папа́ приходил после заката солнца в рощу и собирал этот душистый чудоцвет в тишине и мраке ночи; это вызывало в нем неясное чувство таинственности и благоговения… Эти рощи, этот сад, эти аллеи были целым миром для папа́ — и миром полным; тут пробудился ум и детское воображение искало в этой действительности свой идеал»[104]. Текст эпитафии горлице не известен; но, кто знает, может быть, он был не просто детской данью модному сентиментализму, а впервые в этом стихотворном наброске заговорил «ночной Тютчев»?

Богатым селом Овстуг никогда не был. По данным 1780-х годов в селе пять помещичьих домов и восемьдесят крестьянских дворов. Крепостные (их число было примерно 700–800 человек обоего пола) принадлежали разным владельцам. Все постройки деревянные; дед поэта выстроил в Овстуге первый каменный дом. Он же разбил при своей усадьбе небольшой парк, также единственный в селе. Правда, в Овстуге было две церкви: каменная Преображенская и деревянная Пятницкая.

Перейти на страницу:

Все книги серии История. География. Этнография

История человеческих жертвоприношений
История человеческих жертвоприношений

Нет народа, культура которого на раннем этапе развития не включала бы в себя человеческие жертвоприношения. В сопровождении многочисленных слуг предпочитали уходить в мир иной египетские фараоны, шумерские цари и китайские правители. В Финикии, дабы умилостивить бога Баала, приносили в жертву детей из знатных семей. Жертвенные бойни устраивали скифы, галлы и норманны. В древнем Киеве по жребию избирались люди для жертвы кумирам. Невероятных масштабов достигали человеческие жертвоприношения у американских индейцев. В Индии совсем еще недавно существовал обычай сожжения вдовы на могиле мужа. Даже греки и римляне, прародители современной европейской цивилизации, бестрепетно приносили жертвы своим богам, предпочитая, правда, убивать либо пленных, либо преступников.Обо всем этом рассказывает замечательная книга Олега Ивика.

Олег Ивик

Культурология / История / Образование и наука
Крымская война
Крымская война

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

Алексис Трубецкой

История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология