Читаем Русская литературная усадьба полностью

«В хорошие, ясные дни, утром, я уходил куда-нибудь с палитрой и мольбертом, а Тургенев и семья моя блуждали по саду. Иногда и вечером после обеда Тургенев не отставал от нас. Сад наводил его на множество воспоминаний. То припоминал о какой-то театральной сцене, еще при жизни отца его сколоченной под деревьями, где в дни его детства разыгрывались разные пьесы, несомненно на французском языке, и где собирались гости; смутно помнил он, как горели плошки, как мелькали разноцветные фонарики и как звучала доморощенная музыка. То указывал мне на то место, по которому крался он на свое первое свиданье, в темную-претемную ночь, и подробно, мастерски рассказывал, как он перелезал через канавы, как падал в крапиву, как дрожал как в лихорадке и по меже — «вон по той меже» — пробирался в темную, пустую хату. И это было недалеко от той плотины, где дворовые и мужики, после смерти старика Лутовинова, не раз видели, как прогуливается и охает по ночам тень его»[128].

В Спасском-Лутовинове этим летом было много гостей: Д. В. Григорович, знаменитая актриса М. Г. Савина, композитор С. И. Танеев. Григорович с восторгом вспоминал старые дни, посещение друга в «деревенском уединении», постановку «Школы гостеприимства». С Савиной у Тургенева уже несколько лет протекал своеобразный «роман в письмах». Но главным событием был приезд Л. Н. Толстого. Взаимоотношения двух великих писателей с самого начала были сложными; дело даже доходило до полного разрыва. Но оба много пережили и на многое стали смотреть по-другому. Толстой первым сделал шаг к примирению. Полонский вспоминает: «Лета не только наружно, но и нравственно значительно изменили графа. Я никогда в молодые годы, не видал его таким мягким, внимательным и добрым и, что всего непостижнее, уступчивым. Все время, пока он был в Спасском, я не слыхал ни разу, чтоб он спорил. Если он с кем-нибудь и не соглашался — он молчал, как бы из снисхожденья. Так опроститься, как граф, можно не иначе, как много переживши, много передумавши. Я видел его как бы перерожденным, проникнутым иною верою, иною любовью»[129].

21 августа Тургенев покинул Спасское-Лутовиново; похоже, он знал, что больше никогда не увидит родительского гнезда.

Следующим летом Полонские жили в Спасском-Лутовинове уже одни. Домашним учителем в семье был Евгений Гаршин, брат молодого, но уже знаменитого писателя Всеволода Гаршина. Сам Всеволод Гаршин тоже вскоре приехал, прожил до осени и написал здесь большой рассказ «Из воспоминаний рядового Иванова».

Тургенев умер 3 сентября 1883 года в Буживале под Парижем. Его наследники не особенно интересовались Спасским-Лутовиновом. Усадьба окончательно опустела. Главный дом не пережил первой русской революции. Он сгорел в 1906 году. К счастью, мемориальные вещи были своевременно вывезены в Орел. Только через семьдесят лет (в 1976 году) главный дом был восстановлен. Ныне его обстановка воспроизводит ту, какая была во время последнего лета Тургенева на родине в 1881 году.

<p>Богучарово</p>

Алексей Степанович Хомяков был энциклопедически образованным человеком. Современники знали его прежде всего как страстного, непобедимого в спорах «бретера диалектики» (слова А. И. Герцена) и поэта. Только потомки оценили его в ипостаси глубокого мыслителя, оказавшего огромное влияние на духовный мир русского человека.

Все биографы Хомякова не прошли мимо того факта, что он, как никто другой из выдающихся представителей отечественной культуры, был «исконно русским человеком». Его генеалогия прослеживается до начала XIV века (время Василия III), но на протяжении поколений никто из Хомяковых не вступал в кровную связь — не женился и не выходил замуж — с иностранцами. Это показательно и, конечно, оказало свое влияние на формирование воззрений будущего «апостола славянофильства». Но сам он не придавал никакого значения чистоте своей крови, постоянно подчеркивая «интернационализм» славянина. При этом Хомяков, подобно Пушкину, гордился тем, что его предки оставили свой след (пусть и не особенно заметный) в истории родины.

Впервые Хомяковы упоминаются в 1514 году, когда двое из них — Борис и Алексей — участвовали в походе на Смоленск в качестве великокняжеских ловчих. Ловитва — охота — стала наследственным занятием мужской половины семьи. Наиболее высокого положения достиг Петр Семенов сын Хомяков, ставший старшим сокольничим при дворе Алексея Михайловича. Царь неоднократно писал к нему, и эти письма, как ценнейшая реликвия, бережно сберегались потомками царского любимца. Сам страстный охотник, А. С. Хомяков считал эту сторону своей натуры пришедшей от предков; вообще охота имела для него обаяние семейного предания.

Вотчиной Хомяковых было село Богучарово Тульской губернии. Оно было пожаловано «Демиду Олександру сыну Хомякову» (такова запись в отказной книге 1644 года) царем Михаилом Федоровичем. Богучарово находится в 18 километрах севернее Тулы на правом берегу реки Нюховки. Известно, что уже в 1763 году здесь существовали господский дом и каменная церковь во имя Сретения Господня.

Перейти на страницу:

Все книги серии История. География. Этнография

История человеческих жертвоприношений
История человеческих жертвоприношений

Нет народа, культура которого на раннем этапе развития не включала бы в себя человеческие жертвоприношения. В сопровождении многочисленных слуг предпочитали уходить в мир иной египетские фараоны, шумерские цари и китайские правители. В Финикии, дабы умилостивить бога Баала, приносили в жертву детей из знатных семей. Жертвенные бойни устраивали скифы, галлы и норманны. В древнем Киеве по жребию избирались люди для жертвы кумирам. Невероятных масштабов достигали человеческие жертвоприношения у американских индейцев. В Индии совсем еще недавно существовал обычай сожжения вдовы на могиле мужа. Даже греки и римляне, прародители современной европейской цивилизации, бестрепетно приносили жертвы своим богам, предпочитая, правда, убивать либо пленных, либо преступников.Обо всем этом рассказывает замечательная книга Олега Ивика.

Олег Ивик

Культурология / История / Образование и наука
Крымская война
Крымская война

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

Алексис Трубецкой

История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология