Русская любовь Дюма

Весной того же года Александр Васильевич приехал вместе с матерью в столицу для непосредственных хлопот. В действие были приведены все связи этой богатой дворянской фамилии. И их хлопоты окончательно уничтожили усилия следователей и прокуроров, которые не сомневались – и совершенно справедливо! – в виновности Сухово-Кобылина и желали добиться его наказания.

Марья Ивановна Сухово-Кобылина написала письмо императрице и добилась высочайшего приказа министерству юстиции прекратить дело. И вот случилось нечто невероятное: в гостиницу, где остановились Марья Федоровна с непутевым сынком, прибыл для завершающего допроса министр юстиции!

Это и в самом деле потрясающее событие Сухово-Кобылин со сдержанным торжеством лаконично описал в своем дневнике:

«Петербург, 12 мая, 1856 года.

Утро сидели с маменькой. В двенадцать часов доложили, что директор департамента юстиции желает ее видеть и будет сам по окончании заседания в Государственном совете. Мы остались дожидаться в гостинице. Были оба в волнении. Условились, чтобы маменька начала говорить о деле, а я буду ей помогать.

В пять часов министр приехал. Вот его слова:

– Сударыня, вы изволили писать его величеству. Императрица передала мне ваше письмо вместе с приказом окончить дело. Оно будет закончено…»

Ну и еще несколько слов, чтобы окончательно распрощаться с Александром Васильевичем Сухово-Кобылиным, ибо к судьбам других героев романа он уже не будет иметь отношения. Через девять лет после убийства Луизы он женился на француженке Мари де Буглон. Но спустя год молодая жена его умерла от туберкулеза. Минуло еще девять лет, и женой Сухово-Кобылина стала англичанка Эмили Смит… Через год ее свело в могилу воспаление мозга! С тех пор Александр Васильевич более не женился, но о нем нежно заботилась единственная дочь, которую он назвал… Луизой! Итак, обе его дочери носили это роковое имя…

Мать Надин, баронесса Ольга Федоровна Кнорринг, единственная из всего семейства Кноррингов-Нарышкиных знала о появлении на свет незаконнорожденной малютки Луизы и дала дочери страшную клятву не открывать этой тайны отцу девочки. Забегая вперед, следует сказать, что она будет держать слово и сообщит Александру Васильевичу о Луизе Вебер только на смертном одре. После этого Сухово-Кобылин, ставший знаменитым драматургом и по-прежнему пользовавшийся большим расположением императорской семьи, приложит все усилия, чтобы восстановить права отцовства над дочерью. С личного императора Александра III соизволения он сможет сделать это только в 1883 году, и еще успеет выдать ее замуж за графа Исидора Фаллетана и порадоваться рождению своей внучки Жанны.

Наденька Нарышкина (пардон, Надин, конечно же, Надин!), которой к тому времени было уже под шестьдесят, ничего не имела против. Она была слишком занята своими делами, своей собственной жизнью, которую считала слишком уж долгой. Но все же как хорошо, что Надин так и не стала женой Сухово-Кобылина, не то, пожалуй, и ее жизнь оборвалась бы спустя год после свадьбы!

Однако упомянутую Надин все же не обошла участь сделаться женой знаменитого драматурга…

* * *

И вот теперь, в Мысловице…

– …Хотите, я назову вам ошибку в моих бумагах? Она называется – Нессельроде. Правильно?

– Я не понимаю, о чем вы сейчас говорите, господин Дюма. В ваших документах нет такой фамилии. Прошу вас покинуть мой кабинет. Наш разговор окончен. Меня ждут мои служебные обязанности.

– Вы сломали мне жизнь, господин офицер.

– Я? При чем тут я?!

– Да я знаю, что это сделали не вы, а канцлер Нессельроде.

– Сударь! У нас в России есть такое выражение – сказка про белого бычка. Это означает…

– Мне известно, что это означает! Я немного знаком с русскими выражениями!

– В таком случае, не начинайте эту сказку с самого начала. Вы меня поняли? Прощайте, господин Дюма!

– Прощайте! И идите к черту – вы, ваша Россия, ваш Нессельроде и все на свете русские…

Это было несправедливо, это было невыносимо! Промчаться чрез всю Францию, Бельгию, Германию, Польшу в погоне за похищенной возлюбленной – и уткнуться лбом в непробиваемую пограничную стену! Александр настиг Нессельроде еще во Франции, но так и не мог за все это время найти случай поговорить с Лидией, потому что она появлялась на людях только вместе с мужем и в сопровождении кормилицы, державшей на руках маленького Толли. Видимо, Нессельроде решил всем четырем странам, через которые он проезжал, представить картину своего полнейшего семейного благополучия. До Александра доходили слухи о том, что всем встречавшимся русским он высокомерно заявлял: