Прошло четыре месяца. Мы с мамой просто нравственно доходили, на что и был ее отца расчет. Хотя я хочу отметить, что ее «долгожданные» визиты происходили уже реже, чем раньше. Недосыпанье, понимание пакости происходящего привели Адочку в степень крайнего истощения. Мне крупно повезло в ту пору. Участковый милиционер Фомин, добрый знакомый моей мамы, тоже бывший свидетель маминой жизни, решил мне помочь. Мама ему, бывшему фронтовику давала уроки немецкого языка, конечно, бесплатно. Так вот, я обратилась к Фомину за советом, причем рассказал, что происходит в доме и как страдает моя мама. Я спросил, могу ли я проделать то, что задумал. Ведь если я начну осуществлять свой план, тогда Ада или соседи могут прибежать к нему и потребовать для меня наказания, вплоть до уголовного. Он сказал, что если это произойдет, то он найдет способ «отмазать» меня. В конце концов, надо кончать эту подлянку и наказать зло.
«Фердинанд, скажи по-честному, ты предлагал своей бывшей жене не приходить и за это обещал ее не выписывать?» Я поклялся, что предлагал это. Тогда Фомин сказал, что мне не повезло и я должен сделать так, чтобы она не приходила ночевать в течение шести месяцев. Откровенно говоря, соседи по квартире не очень-то Аду жаловали и даже, если бы она не явилась четыре месяца подряд, то они бы подписали документ, что ее не было шесть месяцев. Я привел план в действие. Отправил маму на неделю к подруге. Сам же дождался вечера, когда Ада легла в свою раскладушку, и явился домой не один. Я пригласил свою старую разбитную подружку, которую знал пару лет и которая была неравнодушна ко мне, как к гитаристу, сел за стол, который ножкой прикасался к раскладушке, достал бутылочку наливки, и мы выпили.
Потом перед глазами изумленной Ады она медленно разделась, показав грудь, нисколько не уступавшую по размерам моей бывшей жене, причем указав пальцем на ее сторону, сказала: «Ферд, а что это такое? Откуда у тебя эта страхуила с таким большим носом? Такую по всей Москве днем с огнем не сыщешь». Мстила она несчастной по полной программе. Даже мне было не по себе. Но я уже не мог остановиться. Я должен был наказать подлейшее существо, испортившее нам с мамой жизнь.
Да если бы Ада имела дворец и я был бы там прописан, разве я когда-нибудь позволил себе претендовать на то, что мне не принадлежит? Что, слово «прописан» означает воровство чужого? Другое дело, если бы я прожил с женщиной лет двадцать, вместе с ней заработал жилье, то это совсем другое. Тогда делите по суду и по закону все равно вами нажитое. А тут? Мы голышами прыгнули на диван. Моя подружка встала на четвереньки, причем одной рукой уперлась в край пианино. Подставки раскладушки входили внутрь пианино, там, где педали. В данном случае положение «Пегас» подошло как нельзя лучше. Я пристроился сзади молодой крепкой попки и стал всей возможной силой вталкивать свой член в лоно греха. Так как моя подружка рукой упиралась в пианино, то оно начало ходить по полу вместе с раскладушкой, проделывая пяток сантиметров вперед и назад.
Моя наглая подружка, видимо, прошедшая «огни и воды», как я видел, в упор смотрела на Аду, глаза которой то открывались, то закрывались от ужаса. Но что она могла сделать в своем постыдном положении? Опомнившись, она вскочила, оделась и убежала навсегда. Она поняла, что пока не исчезнет, моя месть не закончится. Ну вот, так моя эпопея с первой женитьбой и была закончена. В заключение скажу, что ненавижу ханжескую игру у женщин, их кривляния и извороты.
Ну, явно видно, что они готовы отдаться, но не делают этого из-за каких-то хитростных соображений. Тьфу — противно. Прошло еще два месяца, и к дому опять подъехал грузовик. Теперь уже в обратную сторону стало по лестничным ступеням сползать проклятое пианино. Теперь не Сема, пыхтящий, как локомотив, мстил за Зоечку, а я мстил дураку за помощь далекой родственнице. Кое-как они дотащили это пианино до грузовика, откинули борт и хотели взвалить его в кузов. Вдруг пианино выскользнуло из рук всех троих и грохнулось об асфальт. Раздался жуткий треск, и струны, как бы не желая расстаться с корпусом, жалостно запели, издавая звуки, как будто настраивался целый оркестр. Всем троим пришлось долго убирать асфальт. Все-таки дело происходило перед Моссоветом, из окон которого выглядывали бездельники-чиновники. Обломки были собраны, и вместе с хламом из моей жизни исчезло воплощение глупости и подлости.