Русская мафия 1988-2007

– Хронический гнойный обструктивный бронхит с частыми обострениями, послетуберкулезный пневмофиброз правого легкого с очаговым изменением плотного характера, плевро-диафрагмальный фиброз, легочная гипертензия, постинфарктный кардиосклероз, стенокардия, сахарный диабет по 2-му типу, средней степени тяжести, хроническая язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки в стадии ремиссии. Операцию по улучшению язвы мне делали в 1988 году.

Тогда Цирулю дали вторую группу инвалидности. Назначенная экспертиза нашла у него также старый перелом лучевого отростка позвонка и признала наличие «психопатических черт личности».

Цируль сказал, что у него плохо с зубами, зубы выпали, трудно жевать.

– Я же просил, – обратился он к ним, – чтобы мне в дачке передали терку.

– Да-да, терку, – записал фээсбэшник.

– И наконец, ноги, – Цируль посмотрел на стоящие рядом костыли. – Не могу передвигаться свободно.

– Да, совсем ты стал плох, Павел Васильевич, совсем! Как же ты по приговору суда на лесоповал пойдешь?

– Какой еще приговор суда? – переспросил Цируль. – Может, я еще освобожусь.

– Что ты, Павел Васильевич, смотри на вещи реально! – неожиданно, отложив ручку, сказал записывавший болезни Цируля. – Давай поглядим. Тебе под суд уже минимум по трем статьям УК: «Хранение, ношение огнестрельного оружия», «Подделка документов» и самое основное – «Торговля наркотиками». Восемь эпизодов по твоему делу проходит! Максимальное наказание, предусмотренное за такой букет, – пятнадцать лет лишения свободы, да еще в колонии строгого режима! А дальше возможно и предъявление других обвинений: хищение в особо крупных размерах, мошенничество, наконец, убийство...

– И снова, Павел Васильевич, – продолжил другой, – долгие тюремные годы на нарах в лагерях, лесоповал да баланда! После того как ты десять лет привыкал к роскоши, жил в шикарном особняке, пользовался дорогими машинами, питался изысканными блюдами! Все это тебе никогда не пригодится.

– Какие наркотики! Что вы пургу несете? – запротестовал Цируль. – Если вы нашли у меня сигареты, заряженные в камере, то это еще не значит, что я их распространял!

– Да ладно, Павел Васильевич! Ты что, не знаешь, что уже давно находишься в оперативной разработке? Мы тебя пасли почти два года. Если бы менты тебя не приняли и не сломали нам всю работу, ты бы у нас шел по полной программе.

Цируль сделал удивленные глаза.

– Смотри-ка, – сказал фээсбэшник, – он и вправду не понимает! Ты что думаешь? Все началось 20 мая 1993 года. Я прекрасно помню тот день, когда был арестован твой кент, бывший вор в законе Николай Саман по кличке Бархошка, наркоман и торговец наркотиками. Через месяц он скончался в следственном изоляторе от цирроза печени. Сказалось тридцатилетнее употребление опиатов. Через него мы вышли на действующих воров в законе, контролирующих наркобизнес, известных тебе людей, – Алика Зверя, Молдавана, Тенгиза Гагалишвили по кличке Тенгиз Пицундский, и, наконец, замаячил в нашей разработке и ты, Павел Васильевич Захаров...

Затем в ходе оперативной разработки мы выяснили, что ты был тесным образом связан с неким Таги, руководителем азербайджанской сети торговцев наркотиками. Надо сказать, что только крестным отцам азербайджанских преступных кланов удавалось создать высокоэффективную систему сбыта синтетических наркотических веществ на территории бывшего СССР. Независимо от того, кто привозил крупную партию страшного зелья, он вынужден был сдавать все оптом именно им, поскольку только подпольные азербайджанские торговцы способны раздробить ее на мелкие партии и донести товар до непосредственного потребителя. По этим сетям распространялся и пакистанский метадон, и индийский бупреморфин, и триметилфетонил. Но когда с «синтетикой» возникли перебои, чтобы система не простаивала, пошли опиаты, марихуана, а потом снова хлынул метадон. У следственных оперативных групп были все основания подозревать, что к возвращению этого наркотика на российские просторы непосредственное отношение имеешь и ты, Павел Васильевич.

Тут Цируль прервал его.

– Чего вы добиваетесь, менты поганые? Ну, сижу я тут на нарах, закрыли вы меня. Что вам толку от меня?

Тогда фээсбэшник взглянул на Цируля, потом на своего коллегу и сказал:

– Чего мы добиваемся? Чтобы тебя не было.

– Да я старый уже! Не нужен я уже никому!

– Ты нужен всему воровскому движению. Ты, можно сказать, – знамя полка, – сказал второй фээсбэшник. – Поэтому для нас, скажем тебе откровенно, Павел Васильевич, ты не обижайся, лучше, чтобы тебя не было.

От этих слов Цирулю стало не по себе. У него снова возникла резкая боль в сердце. Будто лезвие ножа пронзило его грудь. Его моментально парализовало, руки отнялись, и он стал медленно сползать со стула. Через минуту он уже лежал на полу.

Павел Захаров лежал на полу следственного кабинета Лефортовского изолятора и уже ничего не видел и не понимал. Один из фээсбэшников склонился над ним, взял руку, стал нащупывать пульс. Затем он прислонил ухо к его груди, пытаясь прослушать сердце.

– Ну что он, симулирует? – спросил его второй.