После нашей встречи в эмиграции Анна Павлова приехала в Монте-Карло и часто гостила у меня на вилле. С ней было очень приятно проводить время. Как-то раз она пригласила нас и ещё пару друзей на обед в игорный клуб. Обед прошёл удачно, и мы все вспоминали доброе старое время, Мариинский театр, нашу артистическую жизнь. После обеда мы решили пойти в игорный зал. Павлова одевалась очень необычно и не носила платьев. Как правило, на ней была юбка, а вместо блузки она накидывала на плечи широкую шаль, заколотую булавками. Длинные кисти спадали ей на плечи, заменяя рукава. По натуре живая и очень нервная, Павлова обожала играть, но не полагалась на свою память и просила своих друзей постоять рядом и последить за номерами, на которые она делала ставки. Ставки она делала очень быстро и по всему столу, а когда не могла до них дотянуться, хватала лопаточку и придвигала свою, сдвигая все остальные. Естественно, игроки протестовали, но, узнав её, сразу же успокаивались, говоря друг другу: «Да ведь это та самая знаменитая Павлова». Павлова смущённо извинялась и пыталась всё положить на прежнее место, сдвигая при этом кистями шали другие ставки. И так продолжалось весь вечер, но игроки только добродушно улыбались, пытаясь ей помочь. В конце вечера, проиграв все деньги, Павлова попросила у меня в долг тысячу франков. Потом она вернула их в очаровательном чёрном шелковом саше с золотой застёжкой. Я бережно храню это саше как память о несравненной Павловой.
Когда Анна Павлова уезжала, мы все отправились в Ниццу, чтобы её проводить. Знакомые предупредили, что при её отъезде всегда бывает много суеты, и оказались совершенно правы. Сначала в вагон стали заносить огромное количество багажа, а Павлова, пересчитывая саквояжи, всё время сбивалась и начинала считать заново. Провожающие старались ей помочь, что приводило к ещё большей неразберихе, а сама Павлова то улыбалась, то сердилась. Наконец всё кое-как утряслось, и провожающие облегчённо вздохнули, но вдруг она вспомнила о клетке с птицей и бросилась на её поиски, как будто эта клетка была для неё дороже всего на свете. К счастью, её быстро нашли, и, успокоившись, Павлова покинула Ниццу, помахав нам рукой из окна.