Русская Мата Хари. Тайны петербургского двора

Следующей метрессой-предпринимательницей стала французская балерина, выступавшая в Императорских театрах, Элиза Балетта. Она была метрессой великого князя Алексея Александровича, который имел звание генерал-адмирала. Директор Императорских театров князь Волконский стал выполнять любую прихоть балерины. Главное же было в другом – к Балетте устремились десятки дельцов, надеявшихся на большие заказы в Морском ведомстве.

В советское время всех великих князей у нас мазали одной краской – черной, а после «перестройки» холопствующие журналисты восхищаются их достоинствами и мудростью. Поэтому, чтобы понять дальнейший ход нашего повествования, придется посвятить целую главу личности наших главных героев – цесаревичу, великим князьям Владимировичам и Михайловичам, а также самым «хлебным» должностям Российской империи.

Глава 4 Цесаревич, Владимировичи и Михайловичи

У императора Александра III не было планов реформ ни либеральных, ни революционных, ни каких-то особых, по «русскому пути». Его правление можно охарактеризовать двумя словами: «тащить и не пущать!» Вспомним рассказы и пьесы А.П. Чехова, который, к слову сказать, не был поклонником революционных идей. Все его положительные герои живут в ожидании чего-то нового, светлого… Несколько упрощенно можно сказать, что в царствование «миротворца» вся образованная часть общества сидела на чемоданах и чего-то ждала.

Александр III, как позже его сын Николай, опирался лишь на бюрократию. У истоков самодержавия главной опорой монарха было дворянство. Вспомним поэта Волошина: «Дворянство было первой РКП» (Российской Коммунистической партией). Но при Александре III российского-то дворянства почти не осталось. «Как это так?» – возмутится современный обыватель, готовый лизать сапоги породистым представителям «голубых кровей».

Ностальгия по поручику Голицыну и корнету Оболенскому появилась у нас в 60-х годах ХХ века, а сейчас уже стала набившей оскомину модой. Собственно, ничего удивительного тут нет – мы копируем эволюцию французских нравов конца XVIII века. При якобинцах дворян, избежавших гильотины, травили только за то, что они дворяне. Зато через несколько лет, при Директории, началось неофициальное почитание дворянства. И, наконец, Наполеон попытался объединить старое феодальное дворянство с новым, состоявшим из конюхов, ставших маршалами, и прачек, обратившихся в герцогинь. Но, увы, эксперимент Наполеона провалился.

Как писал князь Петр Владимирович Долгоруков: «Длительное рабство положило препятствие… созданию в России аристократии; в Петербурге имеются только рабы»[4].

Когда мы учили в 8-м классе «Смерть поэта», я не мог понять фразы: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов». Вроде был про аристократов – и подлых, с «черной кровью» вместо голубой. Спрашивать учителя было бесполезно: раз феодал – значит «редиска», и подлый, и кровь черная.

Но вот возьмем Пушкина:

…Я, братцы, мелкий мещанин.
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов…[5]

Александр Сергеевич скромничал – Алексашка Меншиков не только торговал блинами и пирогами с зайчатиной, но и был в предосудительных отношениях с Петром Алексеевичем, или, говоря современным языком, примыкал к сексуальным меньшинствам. Позже Алексашка сошелся с «Мин херцем» на почве, а точнее на теле, Марты Скавронской, жены шведского солдата. Попав в русский плен, Марта за несколько дней делает головокружительную карьеру, пройдя по цепочке от простого русского драгуна до Алексашки, а затем попадает к «Мин херцу». В результате Алексашка становится светлейшим князем Меншиковым, Марта – императрицей Екатериной I, а ее чухонские родственники – графами Скавронскими.

Ваксил сапоги граф Кутайсов, правда, тогда он был не графом, а мальчиком-турком, подаренным для развлечения цесаревичу Павлу. Мальчик вырос, Павел стал царем и сделал мальчика графом Кутайсовым и вторым после себя лицом в империи. После итальянского похода Павел отправил к Суворову графа Кутайсова. Суворов, увидев важного вельможу, не растерялся – вызвал денщика Прошку и начал распекать его за пьянство, ставя в пример Кутайсова:

– Вот турка был таким же лакеем, но не пил – и в графы попал, а ты…

С придворными дьячками пел граф Разумовский, точнее, малороссийский свинопас Гришка Розум. Цесаревне Елизавете Петровне понравился голос Григория, а в постели они нашла у него еще ряд достоинств. С воцарением Елизаветы свинопас Розум стал сиятельным графом Разумовским.

В князья из хохлов прыгнул Безбородко, секретарь Екатерины II. Надо сказать, что Безбородко был очень способным и талантливым администратором и политиком, но, увы, происходил из простой крестьянской семьи.

Понятно, что и Пушкина, и Суворова, потомков древних родов, коробило от подобных князей и графов. Недаром Суворов во дворце Екатерины низко кланялся лакеям.