Русская модель управления

Если в среде крестьян и горожан кластеры существовали в форме автономных общин и артелей, то для аристократии функции кластеров выполняли родственные кланы. Поскольку независимое удельное княжество рассматривалось в Киевской Руси (и последующем периоде раздробленности) как коллективная собственность правящего в нем княжеского рода (в связи с чем и княжеский титул обычно наследовался «по горизонтали» — от старшего брата к младшему, а не «по вертикали», как в феодальной Европе, — от отца к сыну), то вхождение удела в состав Московского государства неизбежно переносило стереотипы «родовой собственности» на должностное положение бывших удельных князей, а ныне «государевых слуг». Английский исследователь русской истории Джон Феннел не без оснований считал «горизонтальный» принцип наследования определяющим фактором, обусловившим специфику российской государственности в сравнении с остальной Европой[149].

«Горизонтальный» порядок наследования уделов естественным образом преобразовался в систему так называемого местничества, при которой «служебные назначения определялись „отчеством“ (знатностью) и положением родни (отца, деда и прочих сродников). Местничество разобщало знать на соперничающие кланы…»[150]. Карьерный рост одного из членов клана автоматически повышал статус и должностные перспективы для его родственников, поэтому между кланами постоянно велась ожесточенная борьба (та самая «конкуренция администраторов») за близость к государю и роль в управлении.

Родственники (даже относительно дальние) были вынуждены держаться одной стаей и помогать друг другу, так как индивидуальную карьеру сделать было почти невозможно, необходимо было пробиваться к власти и богатству всем родом-кластером. Карающая рука самодержавия на деле нередко оказывалась лишь слепым орудием в межклановой войне. Конкурентная борьба между кланами резко контрастировала с неконкурентными отношениями внутри родственного клана.

Фактически русская система управления так же, как и системы управления европейских стран, базируется на делегировании полномочий. Но в России это делегирование не охватывает все звенья управленческой цепи сверху донизу, а распространяется лишь на низовой уровень, на уровень кластерной единицы. Когда директор завода орет на начальника цеха: «Мне наплевать на то, каким образом ты сделаешь план! Работай хошь днем, хошь ночью, шабашников нанимай — твое дело. Но чтоб к концу месяца план был!» — это самое настоящее делегирование полномочий. Точно так же райкому партии все равно, каким способом председатель колхоза выполнит план — купит ли за деньги из подсобных хозяйств у своих же колхозников, припишет ли в отчетности или с базара привезет. Главное, чтобы план был выполнен. Аналогичным образом прокурор не мешает следователям работать тем способом, который дает наилучший результат, даже если этот способ заключается в подбрасывании «вещественных доказательств», давлении на свидетелей и арестованных в СИЗО. Главное, чтобы дело не развалилось в суде.

В подобных случаях инициатива поощряема, а не наказуема, особенно если ситуация становится аварийной. Как в шарашках у Берии ученые работали в жесточайшем режиме, фактически на грани выживания, но работали самостоятельно. Хочешь выжить — к такому-то сроку реши определенную научную проблему, причем реши на мировом уровне. Не решишь — сдохнешь на рудниках. А уж как организовать работу внутри научного коллектива — это пусть сами ученые-заключенные разбираются.

В знакомых мне современных преуспевающих фирмах работа организована примерно по тому же принципу. Руководитель ставит задачу и контролирует сроки и полноту ее выполнения. Получившее задание подразделение выбирает путь решения задачи и самостоятельно вступает во взаимодействие с другими подразделениями и внешней средой, беспокоя начальство лишь при необходимости привлечения дополнительных ресурсов.

Зачастую кластерным структурам делегируются даже полномочия по собственному материальному обеспечению. Так, Петр I рассредоточил армию по стране и возложил заботы о пропитании на саму армию. В XIX веке «казаки, находясь в походе, официально получали жалование и фуражное довольствие. Но на практике деньги нередко присваивались полковыми командирами… Да и командование полагало, что на войне казак себя прокормит, поэтому нет нужды заботиться о его пропитании»[151].