Русская модель управления

В одну эпоху родственники горой стоят друг за друга даже в ущерб интересам правопорядка, и общественная мораль одобряет такое поведение. Так, в ходе перестроечных реформ в Уголовный кодекс внесли дополнение, согласно которому отменялась уголовная ответственность за «недоносительство» на близких родственников в случае совершения ими тяжких преступлений. В другую — общественное мнение одобряет поступок Павлика Морозова, по идейным соображениям донесшего на родного отца и поплатившегося за это жизнью. Даже сделанная юным Павлом Корчагиным бытовая пакость — он подсыпал в кулич махорки — становится в глазах автора и читателей оправданным проявлением классовой борьбы (кулич-то — поповский).

С точки зрения закона завод в условиях плановой экономики подчиняется главку, а главк — министерству; работники завода должны выполнять указания директора, директор — приказы и распоряжения главка. Ни в законе, ни в подзаконных актах ничего не сказано о необходимости выполнения указаний райкома, горкома и обкома КПСС, например, о ежегодном направлении людей и техники на сельхозработы. Более того, любое отвлечение людей и материальных ресурсов на выполнение работ по указаниям партийных органов прямо противоречит техпромфинплану завода и прочим обязательным для исполнения документам. В штатном расписании завода нет ставок для выполнения таких работ, как уборка сена, погрузка картофеля и т. п.

Директор, по указанию райкома партии организующий такие работы, нарушает законодательство и обманывает собственные вышестоящие организации. Ни денег, ни ставок, ни материалов на эти цели не предусмотрено, и если завод их все-таки находит, значит, он скрывает от главка и министерства внутренние резервы, имеет завышенные нормы расхода сырья и материалов, заниженные нормы выработки и раздутые штаты. Но законодательство остается лишь на бумаге, а в жизни параллельные управленческие структуры в лице партийных органов распоряжаются ресурсами предприятий, хотя формальных прав на это не имеют. А если вдруг какой-нибудь управленец-отраслевик воспротивится диктату и встанет на защиту законных прав своего предприятия, то никакой закон не сможет его защитить от расправы.

В другие эпохи — примерно то же самое. Взять хотя бы гоголевского «Ревизора». Чем регулируются отношения между купцами как независимыми хозяйствующими субъектами и городничим как представителем администрации? Никак не законом, который и не может работать в таких условиях. В рассказе Чехова «Хамелеон» даже вина покусавшей мастерового собаки зависит от того, чья она — генеральская или бродячая.

Герберштейн (XVI век) описывает случай, «резко характеризующий положение дел в тогдашнем московском обществе: один судья из бояр был уличен в том, что с обоих тяжущихся взял посулы (т. е. взятки. — А. П.) и решил дело в пользу того, который дал больше. Перед государем он не запирался во взятке, оправдываясь тем, что тот, в чью пользу он решил дело, человек богатый и почтенный, а потому больше заслуживает доверия перед судом, нежели бедный и незначительный его противник. Государь, смеясь, отпустил его без наказания…»[200] Можно привести множество других примеров. Николаевский министр юстиции граф В. Н. Панин был глубоко прав, когда объяснял своим подчиненным, что «вредно и опасно для государства, если глубокое знание права будет распространено в классе людей, не состоящих на государственной службе»[201].

Не случайно в России существовала формула, предписывающая судить не по закону, а по совести, «по душе». Как говорит персонаж А. Н. Островского городничий Градобоев: «Ежели судить вас по законам, то законов у нас много. И законы все строгие; в одной книге строги, а в другой еще строже, а в последней уж самые строгие… Так что, друзья любезные, как хотите: судить ли мне вас по законам или по душе, как мне бог на сердце положит»[202]. Совесть полагает двойное толкование. Совесть может подсказать, что стереотипы поведения должны меняться в зависимости от ситуации в стране, в данном конкретном месте, в данный конкретный момент. И то действие, которое будет беззаконно в стабильных условиях, в условиях аварийно-мобилизационных автоматически становится законным. Так, «у казаков бытовал негласный обычай, согласно которому в военных условиях допустимо любое поведение»[203].

На нестабильной фазе системы управления обстоятельства вынуждали нарушать закон, и государство этому не препятствовало, а иногда и прямо поощряло беззаконное, по представлениям стабильного времени, поведение. Например, Павел I специальным указом повысил в звании ротмистра, по приказу которого был повешен торговец, не захотевший продавать роте сена для лошадей[204].