Русская народная сказка

Как установил П. Г. Богатырев, сказовые стихи с разным количеством слогов произносятся исполнителями в течение одного и того же времени, что позволяет «уравновесить» стихи, придает ритмичность речи[65]. В таких формулах находим самые неожиданные рифмы, ассонансы, эпитеты. В большинстве случаев это рифмы глагольные. Достаточно проследить рифмы в заключительных формулах к словам «жить-поживать». Наиболее традиционна формула «Стали жить-поживать — добра наживать». Слова «жить-поживать» — ключевые, к ним подбираются рифмующиеся словосочетания, соответствующие смыслу традиционной фразы, что приводит к многочисленным вариациям: жить-поживать — лихо избывать, приплода дожидать, царством управлять, горя не знать, вино попивать и др.

Столь же свободно рифмуются существительные: сказка — присказка, сказки — салазки, венца — конца, пир — мир, на земле — на столе, пирога — за рога, ложку — в окошке — на ножку и т. д.

Сказовый (или раешный) стих является одной из традиционных форм народной речи. Он используется различными жанрами фольклора: в народных интермедиях, драмах, выкриках балаганных дедов, в заговорах, приговорах дружки и пр. Используется он и в народной сказке — преимущественно в традиционных формулах.

Сказовый стих, допускающий введение самых неожиданных образов, словесных оборотов, создает легкость и непринужденность речи. Сказочники-балагуры, свободно владеющие рифмой, остро чувствующие ритм, легко переводят мерную повествовательную речь в ритмическую прозу. Таким сказочником был Абрам Новопольцев. Сменяемость ритмов, неожиданные рифмы придают его сказкам особую эмоциональную выразительность, которая выдает насмешку исполнителя над «серьезностью» содержания сказки: «А Василий-царевич да Иван-царевич сели на добрыих на коней и поехали в иное царство, где этот пир идет. Приезжают к царю. Царь их встречает и крепко их почитает, и сказал же Василий-царевич: «А что, царь, у тебя за бал?» Отвечает ему царь: «Я дочку замуж отдал!» Сказал Василий-царевич: «А именно за кого?» — «За дворного дурака!» — «А по какой причине?» — «Оп от смерти ее отвел». Рассказал ему царь поведение, что у них кажню ночь тут был человек на съедение. Повезли на съедение дочь, а дурацкая харя поехал на море по воду и срубил у змея голову, а дочь живую привез. Взяли ее да замуж за дурака и отдали» (Садов., № 4).

Срединные (или медиальные) формулы встречаются в пределах сказочного повествования. Они тесно связаны с содержанием сказок: одни из них определяют образы сказочных персонажей — их внешний облик, свойства, действия; другие непосредственно являются частью сказочного действия — оповещения, обращения, диалоги; третьи служат переходными моментами, связывающими эпизоды сказки.

В сказках описание чаще всего встречается при обращении к чудесному. Описательные формулы всегда связаны с эмоциональной характеристикой, вместе с тем они стремятся подчеркнуть основные свойства, функцию изображаемого персонажа в сюжетном действии. В соответствии с этим в герое-богатыре отмечается его необычайно быстрый рост — «растет не по дням, а по часам», его сила, передаваемая через поступки, — «направо махнет — улица, налево — переулочек». Формулой «Ни в сказке сказать, ни пером написать» передается не столько красота героини, сколько впечатление от ее красоты.

Сказка почти не знает статичных описаний. Большинство формул передает движения, действия персонажей, и действия эти стремительны, эмоциональны, в силу этого образы становятся зрительными, живыми. Так, если по отношению к коню сказка дает лишь ограниченную характеристику посредством эпитетов «добрый» и «богатырский», которые сами по себе еще не раскрывают чудесных свойств коня, то описание стремительного бега коня с исчерпывающей полнотой характеризует этот образ. «Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей, из ушей пламя пышет» (Аф., № 180); «скачет конь выше лесу стоячего, выше облачка ходячего, озера меж ног пропускает, поля-луга хвостом устилает» (Аф., № 175).

Особыми формулами отмечено появление чудовищ: «Вдруг утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, море всколыхалось — лезет чудо-юда, мосальская губа: змей двенадцатиглавый» (Аф., № 136), или: «Вдруг закрутилося-замутилося — становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет» (Аф., № 141).

В сказках персонажи часто меняют свой облик — и сказка останавливается на этих моментах формулами: «Вот прилетели орел, сокол и воробей, ударились о землю и сделались добрыми молодцами» (Аф., № 209); «Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной» (Аф., № 222).

В сказках об Иване-дураке начальному описанию «Иван-дурак ничего не делал, только на печи в углу сидел да сморкался» противопоставлено его чудесное превращение благодаря коню: «…в одно ушко залез — напился-наелся, в другое вылез — оделся, молодец такой стал, что и братьям не узнать» (Аф., № 179).