Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд)

Еще раньше, в 1629 г., велся розыск по делу астраханского стрельца Осипко, который утверждал, что митрополит Филарет — не отец царя Михаила, а некое подмененное лицо, нарочито присланное «из Литвы» (т. е. из Польши), где он содержался некоторое время заложником.[204]

В 1648 г. почти одновременно вспыхнули восстания в Москве, Воронеже, Соли Вычегодской, Устюге Великом, Чердыне, Соли Камской, Козлове, Владимире, Курске, Рузе, Томске, Кромах и др. Объяснялось это, однако, не организационной связью восставших — ее, за редкими исключениями, не было, — а одинаковым недовольством «посадским строением» правительства Б. А. Морозова. Для идеологии этих восстаний тоже характерны антибоярские настроения и надежды на вмешательство царя. Единой легенды, которая санкционировала бы действия восставших и объединяла бы их, подобно легенде о царе Дмитрии в годы восстания Болотникова, судя по сохранившимся и опубликованным документам, не существовало.[205]

Со слухами подобного типа — о том, что царь подменен, царевич подменен или его хотят подменить или извести — мы уже встречались в годы, предшествующие формированию легенды о «царевиче Дмитрии». Мы будем встречаться с ними и на раннем этапе движения под руководством С. Т. Разина, и в годы, предшествовавшие формированию избавительских легенд XVIII в. Очень важно при этом, кто выступает лицом страдательным: правящий царь, или царевич — сын правящего царя (жертвы произвола бояр), или царевич из другого рода, не правящего, но понимаемого как «истинный» и «прямой» (жертва правящего царя). В первом случае мы вправе говорить об антибоярском истолковании деятельности царя и формировании антибоярской легенды, во втором случае — о формировании антицарской легенды. Как мы знаем, антибоярская легенда может предшествовать антицарской, но она всегда показатель относительной неразвитости политических представлений народа.

Таким образом, самозванцы 1640-х годов пытались воспользоваться схемой и мотивами потухающей легенды в условиях, когда антицарские настроения снова сменились некоторыми иллюзиями и новый подъем народного движения был связан с менее развитой антифеодальной идеологией, облеченной в антибоярскую формулу. Вспышка самозванчества в 1640-е годы произошла в условиях, когда почва для возникновения новой и вполне самостоятельной легенды еще не была подготовлена. Характерный перерыв в три десятилетия и затем целая серия самозванческих выступлений — такое сочетание обстоятельств свидетельствует о том, что эта вспышка была своеобразным отражением нового и постепенного нарастания антифеодальных настроений, однако отражением косвенным и осложненным. Именно поэтому при относительной одновременности выступлений самозванцев и народных волнений прямой связи между ними не было или установление такой связи не удавалось. Антицарская «избавительская» легенда не была вполне забыта, она существовала в своих остаточных формах, но уже не могла стать лозунгом и знаменем народных движений, развивавшихся теперь в иных условиях. Народная политическая мысль как бы вернулась к своему исходному пункту, и вызревание новых антифеодальных идей началось сначала. Старая легенда при этих обстоятельствах не могла пригодиться. Традиция существовала, но она была обречена па умирание. Новая легенда должна была заново созреть в новых условиях. Как и на первом этапе исторического существования легенд об «избавителях», это был путь долгий и сложный.

С. Т. РАЗИН И «ЦАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ»

Крестьянская война под руководством С. Т. Разина охватила многие районы России в 1669–1671 гг. Разинское движение отличалось от городских восстаний 40–60-х годов XVII в. (и тем более от народных движений начала века) значительно большей социальной определенностью, ясной антифеодальной направленностью. Оно явилось новым этапом народной войны против феодального строя, было высшим проявлением борьбы народа с феодалами в XVII в.

В советской историографии проблемы, связанные с крестьянской войной 1669–1671 гг., подвергались многостороннему обсуждению.[206] Отражение разинского движения в русском фольклоре также изучалось неоднократно. Собран обширный материал и накоплено значительное количество весьма ценных наблюдений.[207] Поставим только один вопрос: бытовала ли среди участников разинского движения легенда о «возвращающемся царе (царевиче) — избавителе» в какой-либо из ее разновидностей и, если таковая обнаружится, то какую роль она играла в идеологии и движении разинцев?

Изучение документов, связанных с крестьянской войной 1669–1671 гг., приводит к выводу, что легенда такая существовала, однако играла она неизмеримо меньшую роль, чем в движении 1606–1607 гг., возглавленном И. И. Болотниковым.