Русская нация

«Российское» сохранилось только в названии самой большой из союзных республик, стыдливо спрятавшись в аббревиатуре РСФСР. Но даже поверхностного изучения реалий советской жизни достаточно, чтобы понять: при всем отталкивании «первого в мире социалистического государства» от уничтоженной им «исторической России» основополагающие социально-политические константы последней воспроизвелись в нем с удивительной внутренней схожестью, хотя и в новом, экстремальном, восторгавшем сторонников и вызывавшем омерзение у противников внешнем обличье. Еще в 1927 г. бывший генерал императорской армии К. Л. Гильчевский проницательно заметил в письме к М. И. Калинину: «…вы [коммунисты]… постепенно отказываетесь от большевистских принципов, переходите к прежнему. Вообще там, где вы возвращаетесь к выработанному тысячелетиями жизненному укладу, у вас все налаживается: и дисциплина, и единоначалие, и преданность службе, и винная монополия, и проч.». Уместно применить к этой ситуации формулу Токвиля, выведенную им из французского опыта: «Старый порядок предоставил Революции многие из своих форм; она лишь добавила к ним жестокость собственного гения».

«Орден меченосцев»

Начнем с того, из чего растет все остальное, – со структуры власти. Она в СССР, как и в Российской империи и Московском царстве, продолжала оставаться «автосубъектной и надзаконной» (А. И. Фурсов): главный ее элемент – РКП(б) – ВКП(б) – КПСС – являясь, по брежневской конституции, «руководящей и направляющей силой советского общества», не имел никакого определенного юридического статуса. Отец-основатель СССР это прекрасно понимал и откровенно писал о том, что коммунистическая власть («диктатура пролетариата») есть «ничем не ограниченная, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненная, непосредственно на насилие опирающаяся власть», что «юридическая и фактическая конституция советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу». Г. Е. Зиновьев в 1919 г. говорил: «Всем известно, ни для кого не тайна, что фактическим руководителем Советской власти в России является ЦК партии».

Позднее «надзаконность» большевистской диктатуры так или иначе камуфлировалась в советском официозе, тем ценнее проговорка Хрущева, когда он в 1960 г. потребовал расстрела для группы «валютчиков» и в ответ на возражение генпрокурора, что такое наказание не соответствует закону, воскликнул: «Закон над нами, над коммунистической партией или мы над законом?!» Естественно, обвиняемых расстреляли.

Форма новой инкарнации «русской власти» была действительно новаторской. Компартия – «партия нового типа» – не имела аналогов в отечественной истории, разве что опричнина Грозного может смотреться ее отдаленным и несовершенным предком. Вероятно, о чем-то подобном мечтал Павел I, когда пытался организовать российскую элиту по образцу рыцарского ордена. И именно «орденом» назвал РКП(б) Сталин в июле 1921 г.: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность». Связывало этот орден и создавало его легитимность обладание и верность «единственно верной», дающей исчерпывающие ответы на все вопросы идеологии-квазирелигии, о чем точно (и пророчески) написал в 1927 г. П. Н. Милюков: «В день, когда эта идеология будет потеряна, большевиков вообще больше не будет. Будет простая шайка бандитов, – какими часто и считают большевиков их нерассуждающие враги. Но простая шайка бандитов не владеет секретом гипнотизировать массы. Что в конце концов потеря большевистской идеологии неизбежна и что большевики к этому фатально идут – это совсем другой вопрос!»