Читаем Русская община на кавказско-черноморском побережье полностью

Мне приходилось делать десятки верст пешком по берегу моря. Идешь, идешь – скалы да лес, и нет ни жилья, ни человека. Потом спросишь: – Чьи эти земли? – «Такого-то генерала или князя!» – Отчего же пустуют такие прекрасные береговые угодья? – «Да так, – отвечают местные жители: – прежде греки потихоньку табаком занимались, а теперь никого нет!..» Не мало земель принадлежит министерству государственных имуществ: в горах такие земли тоже пустынны, а по берегу нарезаны культурные участки в размере около 10 и более десятин, сдаваемые на льготных условиях частным лицам под высшие культуры. Но слабо прививается и двигается эта высшая культура, вследствие отсутствия дорог и, потому, дороговизны на самые необходимые предметы потребления и строительные и другие материалы. Морской путь почти не эксплоатируется для сельскохозяйственных потребностей, пароходы идут мимо селений и культурных участков и, точно издеваясь над несчастными хозяевами, идут близко, в какой-нибудь версте от берега! Кроме того, дорог перпендикулярных новороссийско-сухумскому шоссе нет, хотя прежде, при черкесах, таковые были и содержались в прочном порядке. Я лично в горах на охоте находил совершенно сохранившиеся каменные мосты, которые так заросли, что нельзя и подозревать было о их существовании, еслибы не старый, местный охотник, который мне указал эти мосты в непроходимой теперь горной глуши. Вообще, черкесы свои многочисленные горные дороги содержали хорошо, об источниках заботились чрезвычайно и лесоистреблением не занимались. Русские первые поселенцы не только не поддержали черкесской культуры, для них полезной и прямо необходимой, но уничтожили даже следы жилищ и дорог неприятеля.

Что же делали на первых порах поселенцы? Первые четыре года – ничего. Высадили их по береговым «щелям», указали им «рукой» земли и, прибавив, что все это – ваше, живите, мол, работайте и будет вам хорошо! Ни указаний, ни советов, о каких бы то ни было инструкторах не было ни речи, «ни думки». С ними вместе поселились священники и фельдшера, да еще начальники из бывших офицеров. Кругом – горы, дремучий лес и море, все незнакомые картины для степняков. Что им делать? Стали они «робить» хаты и балаганы по низменностям около речек, где никогда не селились черкесы, занимая жилищами своими возвышенности над низинами, в которых они разводили сады и разрабатывали поля. Русские, напротив, поставили хаты в самых низких местах, ниже даже уровня моря, и, разумеется, en masse заболели лихорадками. Священники и фельдшера пригодились, действительно, очень скоро: одни лечили, другие хоронили, ибо лихорадки при таких условиях выражались осложнениями, которые вели в могилу. «Много нас тогда перемерло, ох, много!» – рассказывали мне оставшиеся в живых поселенцы. – «Поверите ли, бывало, все лежим, подняться нет сил и воды некому подать… Что детей похоронили, – так и валились ребята!.. После – ничего, обтерпелись!»

Но я должен прибавить, что и теперь от лихорадок страдают главным образом первые поселенцы, старожилы, которых усадьбы находятся в ямах, между возвышенностями, среди густой, непроходимой чащи фруктовых деревьев и непременно около речки. Кое-где еще оставались черкесы, которые уводили скот у переселенцев. На первых порах бывшим казакам пришлось обороняться от горцев, иметь с ними враждебные столкновения в горах, разыскивать еще существовавшие аулы. Вот во время этих экспедиций поселенцы находили некоторые запасы зерна, оставленные невольными эмигрантами-горцами, и цветущие, великолепные фруктовые их сады.

– Что было фруктов, – рассказывали мне старожилы, – и, Боже мой! По 25 пудов и более яблок и бергамот с дерева брали… Некуда фруктов было девать!.. Возить стали в город… Это, впрочем, после, когда провиант перестали выдавать.

Первые поселенцы в течение четырех лет получали солдатский паек по 1 п. 32 ф. муки и по 8½ фунтов крупы на человека, причем полный паек считался от семилетнего возраста, а до тех пор дети все-таки получали пол-пая. Для перевозки из Кубанской области многочисленного провианта в построенные склады была организована береговая флотилия на казенные средства, существующая и поныне на ту же субсидию, но решительно ничего для населения не работающая, а служащая интересам богатейшего акционерного «Русского Общества пароходства и торговли», очень известного, как в текущей прессе, так и местным береговым жителям Черного моря, своими отрицательными отношениями. Другими словами, это Общество существует исключительно для своих акционеров, их интересов, но не для развития края, причем оно – монопольное.

Итак, поселенцы были обеспечены мукой, крупой, превосходными фруктами и рыбой, в изобилии живущей в море и речках.

– Я был грамотный, – рассказывал мне казак-переселенец, заведывающий раздачей провианта в одной из станиц, и потому был назначен по выдаче пайков. Дела было много… разные счеты и рассчеты… Бывало, в семье родится хлопец, сейчас же его батько бежит ко мне: «Пиши, – говорит, – вноси в списки едока!» – дня, ведь, не пропустит, бисов сын!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика