8 июня 1943 г. на совещании с шефом Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршалом Кейтелем и начальником Генерального штаба сухопутных войск генералом Цейтцлером и 1 июля 1943 г. на специально созванном совещании командующих армиями на Востоке он строго, а позднее и «окончательно», высказался против активизации русского освободительного движения и образования русской армии [767]. Он утверждал в этой связи, будто история доказала, «что такие национальные движения в кризисные периоды всегда обращались против оккупационной власти». Однако его указание на неудачу предпринятой в 1916 г. попытки использовать польскую армию в интересах германско-австрийской военной стратегии упускало из вида существенный момент, а именно, что поляки-националисты могли ожидать исполнения своих политических надежд в ходе Первой мировой войны не от союза с «центральными державами», а лишь от такового с державами Антанты. Но во Второй мировой войне ситуация была прямо противоположной – русские националисты если и могли добиться свержения сталинского режима, то лишь в союзе с Германией. У Власова больше не было обратного пути. Да и в действительности речь здесь шла лишь о предлоге. Подлинный мотив был высказан Гитлером, когда он одновременно назвал создание русской армии «безумием», причем, как он признал, только потому, что он бы тем самым заведомо упустил свои цели войны на Востоке. Имя Власова впредь разрешалось использовать лишь исключительно в целях пропаганды и маскировки.
Сам Власов еще до этого был помещен по приказу фельдмаршала Кейтеля под домашний арест, якобы, за свои «некомпетентные бесстыдные высказывания». В случае повторения следовало, по словам Кейтеля, позаботиться о том, чтобы через Гестапо «обезвредить» его. Искусственно вызванный «паралич власовской акции» и «молчание вокруг Власовской армии» сменили большие надежды глубоким разочарованием, предсказанным как русской, так и немецкой стороной [768], и имели роковые последствия. Распространившееся теперь – хотя, быть может, только временно – уныние не обошло и приверженцев Власова, как показывает пример генерал-майора Будыхо, многолетнего командира дивизии Красной Армии, в германской 16-й армии – преемника смещенного полковника Боярского на посту «штабного офицера по обучению и обслуживанию восточных частей». Будыхо, носивший знаки различия генерал-майора РОА, по всей видимости, искал выхода из личной коллизии, когда, последовав призывам советской пропаганды, в ночь с 12 на 13 октября 1943 г. перешел со своим ординарцем к партизанам. Его неожиданное исчезновение привело в движение тщательное расследование и вызвало раздраженный обмен письмами между командующими группой армий «Север» генерал-фельдмаршалом фон Кюхлером и 16-й армией генерал-фельдмаршалом Бушем [769]. Правда, Будыхо не ушел от своей судьбы. Через взятого в плен агента, офицера-парашютиста, вскоре удалось установить, что он стал жертвой партизанского правосудия, которое принципиально лишало жизни «солдат РОА» [770]. Подводя итог, можно констатировать: один Гитлер лишил власовскую акцию 1943 года ее успеха. Следовательно, дело обстояло не так, как с триумфом сообщала советская пропаганда летом 1943 г.: мол, Власову, несмотря на все его усилия, не «удалось» создать армию – к большому сожалению генерала, его русских сотрудников и немецких сторонников, столь перспективное предприятие вообще не разрешили по-настоящему развернуть. Вердикт Гитлера создал тот политический вакуум или, иными словами, подготовил ту почву, на которой удалось утвердиться советской пропаганде. Это в сочетании с ухудшением военной ситуации объясняет явления разложения, распространившиеся во второй половине года [771], которые вызвали передислокацию большого числа добровольческих частей на западный и южный европейские театры военных действий. Ведущие деятели, например, тогдашний полковник Буняченко, вопреки распространенному в литературе мнению, недвусмысленно приветствовали эту передислокацию, даже требовали ее, т. к. надеялись вдалеке от советского воздействия сохранить и реорганизовать части на случай с уверенностью ожидавшегося санкционирования Освободительного движения. Полковник Боярский заявил уже в июне 1943 г., что события все равно заставят Германию признать русское национальное правительство. Правда, как он верно предвидел, самый благоприятный момент для этого был безвозвратно упущен.