– Да кака там культура? Ты же ездила к внучке Татьяне в Новосибирск, когда могутная была, видела… Культу-у-ура! Рази это культура? – туалет рядом с обеденным столом… Тьфу, срамота. То ли дело в своем доме, на улке. Пошёл, опростался, промялся и проветрился заодно.
Анна вышла на крыльцо, поздоровавшись с крёстной, взяла вёдра, опрокинутые, они сушились на лавочке, собралась по воду.
– Как к дочке-то, Татьяне, съездили? – спросила участливо крестницу осведомлённая в том Фроловна.
– Съездили… – ответила Анна.
Не удовлетворена была Фроловна таким ответом Анны. Да за такой ответ и в школе неудовлетворительную оценку ставят. Поджала губки Фроловна, да так, что они, из-за отсутствия некоторых зубов, спрятались во рту. Выждала она, когда за Анной закроется калитка, проговорила:
– Кака-то Анна сёдня не така, и глаза вроде припухли… Случилось чего?
Выдержала нужную паузу Аксинья, чтоб больший интерес подогреть в подруге, но рассказать о случившемся в семье её давно так и подмывало, особых секретов она всё равно не выдаст, почти все в деревне знают о
– Миколая она потеряла.
– Да как потеряла? – вон он, в огороде, я отселя вижу: ботву в кучу сгребат.
– Добрые люди нашли, кум Константин привёз.
– Осподи, осподи, да как это? – ударила себя Фроловна руками, как курица крыльями, пытаясь взлететь. – Хотя в Новосибирске немудрено: не иголка, а потеряшься… Аль по пьяни?
– Ты ж, Ялена, знашь, что он у нас не пьющий, рази маненько когда. Не в Новосибирске, а по дороге уж домой. Уже немолодые – Анне шестьдесят два скоро минет, Миколай на год постарше её, – а чего-нибудь да учудят.
Перевалившись с боку на другой, Фроловна словно высвободила из-под себя донце-подгузок прялочки; и в самом деле – теперь черёд Сергеевны нить разговора вести. А Фроловна прислонилась спиной к крылечному столбику, приготовилась слушать.
Разомлевшая, посоловевшая Аксинья – солнце сегодня расщедрилось-раскочегарилось, поди, думает, дай, старушонок, на крылечке усевшихся, побалую – сняла тёплый полушалок с головы, положила его на колени, начала:
– Погостили оне у Татьяны с Виктором хорошо, – она деловито, фасонисто провела указательным и большим пальцем по уголкам рта, продолжив: – С внуками понянчились. Ляксандр уж большой, два года через месяц будет, уж все говорит и стишки рассказыват. Маленькая Таня – внучка им, правнучка моя – во второй класс ходит, учится хорошо, на одни пятёрки – вся в меня, вострая умом. Мне б один годок в школу походить, я б уж точно продавцом в сельпо могла робить. Да тятя в школу меня не отпустил – четверёх братьев надо было учить, а на меня уж средств не хватило, да и маме по дому помогать надо было. Я, как и ты, Ялена, только расписываться и умею… одну букву
«Рассказыват, будто я этого не знаю, – возмущалось всё внутри Елены. – Уж, поди, и забыла старая карга, о чем и рассказать собиралась… Будто я не знаю, как её, бестолковую, учил Степан. Сроду она така была – только бы похвалиться, только бы
– Анна ситцу мне да себе на платья купила… Потом как-нибудь, когда Анны дома не будет, покажу. Тебе она на день рождения платок купила, но не вздумай выдать, что я сказала. Вот колеса к мотоциклу не купили. Дих… дих…
Но Фроловна на это «дих-дих» подумала, что в горле у Аксиньи запершило, но как-то чудно першило, по-городскому, видать. Ох, уж эта Аксинья – в город зять с дочерью ездили, а заподкашливала по-городскому она!
– С неделю оне гостевали в Новосибирске. Я им так и наказывала, чтобы погостили – в огороде всё убрано, только капуста осталась, ну так ей до заморозков сидеть; корову Саулиха подоит; печь в доме топить ещё не надо, – гостите! Вот с неделю оне тама и побыли. Взяли билет на ляктричку – и домой. Едут, чё не ехать: сиди да в окошечко поглядывай – и вожжой шевелить не надо. Поезд энтот останавливатся, где ему положено, люди выходят и входят, как и положено.