Русская песня в изгнании

Перед войной Алла Баянова выходит замуж за местного аристократа Стефана Шендрю. Неожиданное знакомство с богатым и влиятельным представителем бухарестской знати спасает ее тогда от повторного ареста. Казалось, всё наладилось. Супруги живут в огромном роскошном замке, ездят на дорогих автомобилях и обедают в лучших ресторанах, но смена режима в стране в конце 40-х годов вновь отнимает у нашей героини всё. С мужем они бегут из родового имения подальше от собственных слуг и крестьян, которые едва не убили их в порыве революционного гнева, скрываются у друзей в Бухаресте. Стефана ловят, сажают в лагерь, отпускают, снова хотят посадить. Отношения не выдерживают нагрузки, и семья распадается. Она возвращается на ресторанную эстраду, работает солисткой на радио, ездит с концертами по маленьким городкам, изредка записывает диски. Какимто фантастическим образом несколько раз певице разрешают выезд в капиталистические страны: Израиль, Франция, Австрия.

Алла Баянова

В начале 70-х в Вене Баянова недолго выступает в фешенебельном ресторане «Жар-птица», в том самом, где чуть раньше начинал звездную карьеру Борис Рубашкин. Но жить на Западе она не хочет. Родительская ностальгия передалась дочери: всей душой Алла стремится на родину. Следуют долгие отказы чиновников, мытарства по инстанциям. Впервые в СССР певица приезжает обыкновенной туристкой, дает полуподпольные концерты в провинциальных залах. Все меняется с приходом к власти М. С. Горбачева. С 1989 года Алла Николаевна постоянно живет в Москве и очень и очень счастлива. За двадцать лет на вновь обретенной отчизне сделаны тысячи выступлений. Аншлаг! Везде! Всегда!

Она спешит делиться накопленными сокровищами — песнями, опытом, воспоминаниями. В ХХI веке она последняя из той великой плеяды артистов, вдохнувших жизнь в само понятие «русская песня в изгнании». Совсем недавно (в сентябре 2006 года) у Аллы Баяновой состоялся очередной концерт в Санкт-Петербурге. Билетов не купить. Отзывы только восторженные. Вот так умеет «зажечь» Алла Баянова — «славянка с персидскими глазами», как назвал ее когда-то А. Н. Вертинский.

Живой бог русской музыки

Эх, дубинушка, ухнем…

Хаос октябрьских событий 1917 года с безумием, присущим любой стихии, разметал русский народ по странам и континентам. Бежали от страха, войны, голода и совершенного неприятия надвигающегося нового порядка. Первая волна русской эмиграции была очень пестрой и неоднородной. Зажиточные купцы и нищие крестьяне, бывшие дворяне и мелкие чиновники, офицеры, адвокаты, артисты и писатели, забыв о сословных различиях, были рады любой ценой оказаться на корабле, отходящем в Турцию, или в берлинском поезде. С армией Колчака бежала из Владивостока семья цыган Димитриевичей, на пароходах генерала Врангеля спасались Александр Вертинский и Надежда Плевицкая, уходили куда угодно, лишь бы подальше от Советов, многие звезды и звездочки… Да, в первой эмиграции оказалось немало творческих личностей, работавших в интересующем нас жанре русской песни, но даже самые яркие их имена блекнут рядом со сверкающей снежной шапкой Монблана в лице Федора Ивановича Шаляпина. Он и за кордон ушел не как все. Не было в его жизни ни «горящего моря», ни вагонов с людьми на крышах. Родину Шаляпин покинул с комфортом: отправился в 1922 году на гастроли в Париж, да и остался там. Будучи, безусловно, одной из знаковых фигур в русской культуре до революции, в эмиграции он стал одним из ее столпов. Имя Шаляпина рядом с чьим-то еще — это почти всегда «гигант и карлик», особенно когда имя лучшего русского баса возникает рядом с именами ресторанных исполнителей (каковыми, откровенно говоря, они и были в то время). С высоты своего положения Федор Иванович щедро давал характеристики своим коллегам, порой не самые лестные, а их уделом было внимать гению и радоваться, что вообще заметил. Когда речь идет о первых певцах-эмигрантах, то тут, то там обязательно возникает его фигура.

Федор Шаляпин

Каждый исследователь музыки начала века обязательно напишет, что Юрия Морфесси Шаляпин прозвал «баяном русской песни», Вертинского — «сказителем», Плевицкую называл ласково «жаворонком», а Лещенко — «пластиночным певцом», который «глупые песенки хорошо поет».

Большевики относились к Шаляпину без всякого уважения: в его особняке проходили постоянные обыски, «товарищи» не раз хамили великому артисту в лицо, сомневаясь в его таланте и полезности для нового строя.

Ф. Шаляпин и И. Торнаги. По легенде последний куплет знаменитых «Черных очей» на стихи Е. Гребенки Шаляпин дописал сам и посвятил своей жене-итальянке

Окончательно добил Федора Ивановича приказ выступить на концерте перед «конными матросами».

— Кто ж это такие? — недоуменно спрашивал Шаляпин у своего друга художника Константина Коровина.