Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Я вижу Толедо,
Я вижу Мадрид.
О белая Леда! Твой блеск и победа
Различным сияньем горит.

Крылатым и смелым

Был тот, кто влюблен.
И белый на белом, ликующим телом,
Он бросил в столетья свой сон.

Иные есть птицы,

Иные есть сны;
Я вижу бойницы: в них гордость орлицы,
В них пышность седой старины.

Застыли громады

Оконченных снов.
И сумрачно рады руины Гранады
Губительной силе веков.

Здесь дерзость желанья

Не гаснет ни в чем.
Везде изваянья былого влиянья,
Крещенья огнем и мечом.

О строгие лики

Умевших любить!
Вы смутно-велики, красивы и дики,
Вы поняли слово: убить.

Я вас не забуду,

Я с вами везде.
Жестокому чуду я верным пребуду.
Я предан испанской звезде!

<1901>

Из цикла «Змеиный глаз»

«Я — изысканность русской медлительной речи…»

Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я — внезапный излом,

Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.

Переплеск многопевный, разорванно-слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Все пойму, все возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,

Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я — изысканный стих.

<1901>

Слова — хамелеоны

Слова — хамелеоны,
Они живут спеша.
У них свои законы,
Особая душа.

Они спешат меняться,

Являя все цвета;
Поблекнут — обновятся,
И в том их красота.

Все радужные краски,

Все, что чарует взгляд,
Желая вечной сказки,
Они в себе таят.

И сказка длится, длится

И нарушает плен.
Как сладко измениться, —
Живите для измен!

6 ноября 1901

«Все равно мне, человек плох или хорош…»

Все равно мне, человек плох или хорош,
Вое равно мне, говорит правду или ложь.

Только б вольно он всегда да

сказал на да,Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.

Если в небе свет погас, значит — поздний час,

Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Если в небе света нет, значит — умер свет,

Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.

Если ключ поет всегда: «Да, — да, да, — да, да», —

Значит, в нем молчанья нет — больше никогда.

Но опять зажжется свет в бездне новых туч,

И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.

Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.

Я не знаю, день и ночь — правда или ложь.

Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,

Будем счастливы с тобой в бездне голубой.

Если ж в сердце свет погас, значит — поздний час,

Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Из цикла «Сознание»

Терцины