Наняв газетчик таратайку,Пук манифестов[138] вез с собою,Но, подвернувшись под нагайку,Лечим был преданной женою.Читатель, в басне сей, откинув манифесты,Здесь помещенные не к месту,Ты только это соблюди:Чтоб не попробовать нагайки,Не езди ты на таратайке,Да и пешком не выходи.
Он был прокурор из палаты[140],Она же — родная печать.Она о свободе мечтала,А он — как бы крестик поймать.И с горя она побледнела,Померкнул сатиры задор…И грезится ей беспрестанно:«Сто третья»[141], арест, прокурор.
<1905 или 1906>
У ворот
Суббота. ОтзвонилиОт всенощной в церквах.Летят автомобилиВ блестящих фонарях.Давно устал татарин«Халат, халат!» кричать.Прислугу выслал баринС собакой погулять.На пуделе намордник,На горничной бурнус…Увидел старший дворник,Лукаво крутит ус.Направо у калиткиУселся вместе с ней,Просил принять две ниткаПоддельных янтарей…Растаял старший дворник,Растаял у ворот…Собака сквозь намордникПонюхает — пройдет.
Колено, изрытое оспой,Будет весь век коленоЭто нередко, —А полено, изрытое оспой,Будет уже не полено,А статуэтка.
<1910>
Влюбленный парикмахер
Скоро глянет месяц бледныйВ милу горенку твою —Одинешенек я, бедный,В палисадничке стою.Невтерпеж мне дух жасминный,Хоть всегда я вижу в немБезусловную причину,Что я в Катеньку влюблен.Под жасминовым кусточкомМы видались первый раз.Ты цвела совсем цветочкомДля моих влюбленных глаз.Ты клялась, что не обманешь,Фотографию дала —А теперь ты и не взглянешьНа несчастного меня.С той поры я все страдаю:На портрет ли посмотрюИли книжку почитаю —Все страдаю и горю.Жду, когда пройдешь ты мимо…Слезы капают на ус…Катя, непреодолимоЯ к тебе душой стремлюсь!