Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского

19 марта, когда Ленину пришла в голову идея «немецкого вагона», в Берне состоялось частное совещание российских партийных центров, и на нем лидер меньшевиков-интернационалистов Л. Мартов предложил план проезда эмигрантов через Германию в обмен на интернированных в России немцев. Узнав об этом плане, вождь большевиков сразу же за него ухватился. В письме В. А. Карпинскому он писал: «План Мартова хорош: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят. Надо, чтобы, кроме Мартова, беспартийные русские и патриоты-русские обратились к швейцарским министрам… с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне».

Впоследствии утверждали, что план был придуман немцами, чуть ли не сам кайзер дал на него санкцию. На самом-то деле инициатива исходила как раз со стороны эмигрантов. Да и вообще – с немецкой стороны вопрос решался отнюдь не на самом верху. Да и к чему? Ни большевики, ни меньшевики-интернационалисты особой популярностью в России не пользовались. Они воспринимались примерно так же, как сегодня – «лимоновцы» или АКМ[57]. Реально-то большевики были покруче, но я говорю о мнении «серьезных людей». Так что эмигранты предлагали сделку. В политической практике – обычная вещь, когда интересы сторон в конкретный момент совпадают. Вот они и совпадали. Эмигрантам хотелось попасть в Россию. Немцы считали, что если они туда попадут, то уже своим появлением будут способствовать антивоенным настроениям. Я еще раз подчеркну – германские деятели думали прежде всего о сепаратном мире, а не о каких-либо далеко идущих планах. А ведь ни для кого не являлось секретом, что Временное правительство, особенно первого состава[58], напрямую зависело от Антанты. Так что любые его противники были немцам выгодны.

25 марта 1917 года статс-секретарь МИД Германии Циммерман докладывал по начальству:

«Поскольку мы заинтересованы в том, чтобы влияние радикального крыла русских революционеров возобладало, мне представляется желательным разрешить этот проезд».

Но тут возникли проблемы. Снова нарисовался неугомонный Парвус. А Ленину, при всей его тактической беспринципности, пересекаться с данным персонажем совсем не хотелось. Уж больно дурно пахло.

Так, Ленин телеграфировал в Швецию большевику Я. С. Ганецкому, который непосредственно и занимался практическим решением дела с проездом: «Дорогой товарищ! От всей души благодарю за хлопоты и помощь. Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю „Колокола“[59], я, конечно, не могу. Сегодня я телеграфировал Вам, что единственная надежда вырваться отсюда, это – обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных».

Тем не менее, вопрос как-то решился – и знаменитый вагон поехал. Путь лежал через Швецию.

Вот что пишет сам Парвус: «Я был в Стокгольме, когда Ленин находился там во время проезда. Он отклонил личную встречу. Через одного общего друга я ему передал: сейчас прежде всего нужен мир, следовательно, нужные условия для мира; спросил, что намеревается он делать. Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело – социальная революционная агитация».

3 апреля 1917 года Ленин и его спутники прибыли в Петроград. Кстати, такой «вагон» был не один. Следом двинулись еще. Всего же подобным путем немцы переправили в Россию более 160 политических эмигрантов.

Дальше деятельность этих людей оказалась уже за гранью темы данной книги.

Путь Троцкого в Россию тоже был не самым простым. В начале 1917 года он оказался в САСШ (так тогда назывались США).