«Заграничная часть партии, где кружки отличаются сравнительной долговечностью, где группируются теоретики различных оттенков, где решительно преобладает интеллигенция, – эта часть партии должна была оказаться наиболее склонной к точке зрения „меньшинства“. Поэтому там оно и оказалось вскоре действительным большинством. Напротив, Россия, где громче слышится голос организованных пролетариев, где и партийная интеллигенция в более живом и тесном общении с ними воспитывается в более пролетарском духе, где тяжесть непосредственной борьбы сильнее заставляет чувствовать необходимость организованного единства работы, – Россия решительно выступила против кружковщины, против анархических дезорганизующих тенденций. Она определенно выразила это свое отношение к ним в целом ряде заявлений со стороны комитетов и других партийных организаций».
Что касается ЦК, то он был против созыва съезда, справедливо полагая, что это приведет к новому витку противостояния.
Вокруг всего этого дела бегали представители Интернационала. Им происходящее шибко не нравилось. Еще бы! То, что в России накаляется обстановка, ни для кого секретом не являлось – а потому события в стране привлекали внимание людей левых взглядов во всем мире. А тут оказывалось, что революционеры, вместо того, чтобы бороться за счастье трудового народа, отчаянно ругаются друг с другом. Так что европейские товарищи бегали вокруг русских социал-демократов с призывами: ребята, давайте жить дружно…
Неизвестно, чем бы это всё закончилось. Положение у большевиков было не слишком веселым. Дело в том, что Ленин являлся единственным среди радикалов, кто мог бы сойти за теоретика и грамотного публициста. А 1905 год – это не 1917-й, когда хватило нескольких «стреляющих» лозунгов. Тогда требовалось как-то свои взгляды обосновывать. К тому же Ленин отнюдь не являлся самым заметным деятелем РСДРП. Когда говорили «социал-демократ», то подразумевали прежде всего Плеханова и Аксельрода. Но тут большевикам помогла… питерская охранка.
Центральный комитет РСДРП отнюдь не отсиживался за границей, большинство его членов – одни легально, другие нелегально – работали на территории России. И вот 9 февраля[42]
1905 года они устроили заседание в Санкт-Петербурге на квартире известного писателя Леонида Андреева. (Последний, кстати, имел тогда примерно такую же популярность, как сегодня – Борис Акунин. Но, тем не менее, он помогал революционерам.)На заседание явились незваные гости – жандармы, которые препроводили всех за решетку. На свободе остался только самый дельный из верхушки большевиков – Леонид Красин, который опоздал к началу. Интересно, что Красин являлся стопроцентным практиком и тем ещё экстремистом. Он не уважал фракционную грызню, но всё-таки поддерживал Ленина – как самого деятельного из всех.
Арест Центрального комитета развязал руки большевикам – они с энтузиазмом бросились собирать съезд. Тот открылся 25 апреля 1905 года в Лондоне. Сторонники меньшевиков мероприятие игнорировали, но ленинцам это было уже не слишком интересно.
Кроме организационных моментов, которые нам не слишком интересны, встал главный вопрос современности – о вооруженном восстании. Обсуждение длилось долго. Что оно собой представляло, показывают следующие цитаты.
Воинов (Луначарский[43]
): «“Революции не делают, революция – явление стихийное, не зависящее от воли каких бы то ни было вождей или политических партий“. Эта фраза повторяется очень часто, и, конечно, она выражает собой известную истину. Однако, несмотря на это, она может принести в ближайшем будущем столько же зла, сколько пользы принесла в прошлом. Когда стихийной революции нет налицо, т. е. когда общественно-политические формы не являются стеснительными и хрупкими рамками созревшего для новых форм социального содержания, тогда «фабрикация революций», из каких бы святых побуждений она ни исходила, как бы героически-самоотверженно ни проводилась, является не более как бессознательной провокацией масс. Нет сомнения, что при энергии частичный бунт всегда может быть организован, революция же есть удавшийся бунт, разросшееся в благоприятной атмосфере столкновение народа с отжившими господами положения. Но тот, кто сознательно стремится вызвать восстание, безусловно, страшно рискует, так как, в случае его неудачи, никакой личный героизм не может спасти организаторов восстания от ответственности за бесплодную растрату драгоценных сил. Несомненно, что воля организаторов, даже в том случае, если они представляют из себя широкую партию, может быть по отношению к революции лишь поводом, а не причиной, и все дело в том, имеются ли уже налицо достаточные социальные причины для коренного переворота…