Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени

Все реформы Годунова происходили на фоне потрясений, которые переживала Россия из-за природных аномалий. Из письменных источников мы знаем, что 28 июля 1601 года по Москве ездили на санях! В царствование Бориса Годунова три года подряд повторялись летние — июльские и августовские — заморозки, отчего были чудовищные неурожаи. Это была настоящая катастрофа. Люди в городах и деревнях умирали от голода тысячами. Повсюду разбойничали шайки, в которые сбивались те, кто отчаялся найти себе пропитание законным путем. Неудивительно, что Российское государство не выдержало таких потрясений и время Годунова вошло в историю как «несчастное правление». Так исполнилось пророчество народной молвы, приписавшей Борису Годунову страшный грех — убийство последнего сына Иоанна Грозного, малолетнего царевича Дмитрия.

В стране началась Смута. Из-за этого стажеры, посланные Годуновым в Англию, не смогли вернуться назад. Один из них, Никифор Алферов, окончил Кембридж и стал ректором престижного колледжа Вуллей в Хантингтоне; в истории британского образования он известен как Nekefor Alfery.

После появления еще при Иване Грозном дешевой и крепкой сивухи Москва, по свидетельству иностранцев, за какие-нибудь тридцать — сорок лет наполнилась теми, кого Алексей Толстой называл «кабацкой теребенью». Началась эпидемия разбоев, грабежей и ночных краж со взломом — именно эти преступления были в XVI веке самыми популярными. Но Иван Грозный со свойственной ему жестокостью сумел навести порядок — при нем разбойники нечасто осмеливались выходить на промысел.

В Смутное время, однако, разгул грабежей и разбоев вспыхнул с новой силой. Теперь на смену «кабацкой теребени», грабившей ради полштофа казенного алкоголя, пришли самые настоящие профессиональные разбойники. Голштинский дипломат Адам Олеарий писал, что в среднем за ночь только в районе Китай-города убивали по 25 человек: «Горожане же настолько напуганы разбойниками, что, слыша ночью крики людей, не только не спешат к ним на помощь, но даже боятся подходить к окнам».

Часто за московскими разбойниками стояла боярская знать. Иные облеченные властью лица держали на своих дворах специальные «команды» холопов, которых вооружали и выпускали по ночам на грабеж. А чтобы разбойники были злее и не останавливались перед решительными мерами, хозяева их щедро поили. Особенно опасной считалась Дмитровка — там орудовали отряды пьяных грабителей боярина Родиона Стрешнева и князей Голицына и Татева, потрошившие всех прохожих подряд. Но по злобе и жестокости всех перекрывали люди князя Ромодановского, рискнувшие даже убить старосту Серебряного ряда. Дело было громкое, «оборотень в боярской шапке» Ромодановский их прикрыть не смог, и разбойники, повисев на дыбе, повинились в убийстве еще тридцати человек. Их хозяин, однако, остался как бы и ни при чем…

Чтобы хоть как-то обезопасить себя от ночных гостей, московские торговцы нанимали сторожей, которые обходили дворы с деревянными колотушками. Однако, по словам курляндца Рейтенфельса, «те сторожили не столько для хозяев, сколько для воров, помогая последним проникать в лавки и дворы, деля с ними добычу и убегая».

Настоящим притоном, или, на тогдашнем разбойничьем языке, «дуваном», считался Большой Каменный мост. По легенде грабители этих мест были людьми с фантазией — ночью они передвигались на ходулях, для скорости и страха.

В поздние времена эпицентр воровской Москвы оказался на «вольном месте» — между домами статского советника Свиньина и генерал-майора Хитрово. Усадьбу последнего приобрел некий инженер Ромейко, но, увидев, в каком состоянии находятся строения, ужаснулся и превратил их в дешевые ночлежки. С тех пор на ближайшие семьдесят лет Хитровка стала пугалом всей Москвы. Воспетая Гиляровским, Хитровка наконец-то дала москвичам весь спектр воровских профессий — от ширмачей (карманников) до медвежатников (спецы по взлому сейфов). Были здесь и огольцы, налетающие на палатки средь бела дня, и поездошники, снимающие с экипажей саквояжи и чемоданы. Но круче всех считалась шайка грабителей, носивших прозвание «Волки Сухого оврага» — эти ребята ходили на самые серьезные дела и были вооружены фомками, кастетами и даже огнестрельным оружием. Известен был на весь город и трактирщик Илья Скалкин, знаменитый тем, что опаивал и обирал богатых своих посетителей. Но такого рода известность ему мало мешала: он так и остался безнаказанным, поскольку раздавал взятки направо и налево — коррупция процветала в Москве всегда.