Русская правда. Язычество – наш «золотой век»

Касты – и древняя Русь? Может ли быть такое? Русь зачастую представляется нам – и в эпохи много более поздние, чем Языческая древность – чем-то очень молодым, начинающимся, где еще толком не отделились богатые от бедных и знатные от незнатных. Историки М.Н. Тихомиров и В.В. Каргалов, конечно, могли сурово выбранить кинорежиссера Эйзенштейна и романиста Тумасова за нелепые картины Александра Ярославича Невского, с рыбаками волокущего невод из речки, или Ивана Даниловича Калиты, «в холщовой рубашке» помахивающего топориком на строительстве Кремлевских стен. Только миллионы простых людей сердитых рецензий не читали, а представление о родной старине составляли по таким вот фильмам и романам, где и князь то и дело норовил взяться за ручную работу, а какой-нибудь герой, появившись в поле зрения читателя простолюдином – «смердом», к концу романа становился дружинником, а то и воеводой.

Да что там читатели и писатели! Иной историк (прежде всего имеется в виду автор интересной и содержательной книги «Очерки истории общественного сознания Древней Руси XI–XIII веков», В.В. Долгов) рисует в своих трудах образ Руси – опять-таки, не Языческой Руси Изначальной, а православной Руси XI–XIII веков – в виде этакого «общества равных возможностей», где общественное положение обеспечивалось исключительно «личными качествами» человека и не было четких границ не только между знатными и незнатными, но даже и между рабами и свободными. Какие уж тут касты!

Между тем тот же самый автор, описывая общество Киевской Руси, по необходимости начинает со слоя, принадлежность и роль в котором всецело определялась происхождением. Я, конечно, говорю про княжеский род Рюриковичей. Никакой человек некняжеского происхождения князем стать не мог ни при каких обстоятельствах, и когда боярин Володислав в Галицкой земле в XII веке запоздало решил последовать обычаям Запада и Византии, то есть стать князем – как, скажем, в X веке становились императорами крестьянин из Дунайской провинции Василий Македонянин, армянин-адмирал Роман Лакапин, полководец Никифор Фока, его сподвижник Иоанн Цимисхий, как в земле франков еще до Рюрика становились королями низкородные Каролинги – то окружающие такого новаторства не поняли и не приняли. Про самозванца презрительно говорили – «Володислав княжится» – не «княжит»! Никому даже не пришло в голову сравнивать, хуже или лучше боярин справляется с делом правления, чем природные Рюриковичи. «Лучше терпеть неудачи в своей дхарме, чем преуспевать в чужой!» В других русских городах – даже в буйном и своенравном Новгороде! – за несколько веков так никому и не пришла в голову мысль, что человек, рожденный не в «соколином гнезде» Рюрикова рода, может претендовать на звание князя. И напротив, человек княжеского происхождения был князем вне зависимости от каких бы то ни было «личных качеств» и заслуг, и даже при полном таковых отсутствии. В том же X веке Олег вынес из ладьи к узурпаторам Оскольду и Диру маленького Игоря: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода, а вот – сын Рюрика!» После смерти Игоря его маленький сын Святослав на поле брани едва может перекинуть копье (наверняка не огромное боевое копье, а легкий дротик-сулицу) через голову коня, на котором сидит, но воеводы кричат: «Князь уже начал! Дружина, за князем!» Обе схватки кончились победой тех, кто привез с собою малыша княжьего рода, зато двумя веками позже киевское войско позорно бежало, бросив переправу половцам. «Не было с ними князя, а боярина не все слушают», поясняет летописец. А ведь у «боярина» и опыта, и заслуг, и прочих «личных качеств» было в любом случае не меньше, чем у трехлетнего Святослава! «Как велик зверь без головы, так и многи полки без князя», пишет в то же время Даниил Заточник [22] . Заметьте, читатель, не «без хорошего князя», «опытного князя», «смелого князя» – просто «без князя»! Важен род! Важен, как наличие головы, без которой – глупой ли, умной ли – любой, самый большой «зверь» – просто мясо!

Как видим, в отношении коллективного главного героя русских летописей, княжеского рода, нет никаких двусмысленностей. Рюрикович может быть только князем. Князь может быть только Рюриковичем. «Личные качества» – вторичны [23] . Главное – происхождение. Что до неясностей с остальным обществом, то они, в основном, вызваны двумя обстоятельствами. Во-первых, русские книжники на низшие слои общества не обращали особенно много внимания. А во-вторых, чернецы-летописцы находились под очень большим влиянием образа «идеального общества», явленного для них во «Втором Риме», «богоспасаемой» Византии, этом отечестве «истинной Веры». А там, как я уже писал, никакой прочной связи между происхождением и положением в обществе, происхождением и занятиями не было. Вчерашний крестьянин, Юстиниан Великий или Василий I, становился императором. Император Никифор Фока собственноручно трудился на стройке – вот там это действительно было ! – а его брат торговал хлебом. В патриции – в настоящем, Языческом Риме титул родовой – стали назначать , в том числе и выходцев из печенежских степей, вроде Алакаса, заманившего в 969 году сородичей-печенегов в ловушку в Болгарии. Император Лев Философ, при котором Вещий Олег осаждал Царьград, писал, насмехаясь не то над античными идеалами родовитости, не то над варварами, что происхождением гордятся лишь не имевшие собственных заслуг. У него были основания это утверждать – сын простолюдина, шагнувшего к трону через труп убитого им собственноручно своего государя и благодетеля, точно не мог гордиться происхождением.

И как перед этим примером русская книжность XI–XIII веков должна была рассматривать родовые идеалы соотечественников? Безусловно, как дикость и постыдное варварство, о котором чем меньше говоришь, тем лучше – особенно если учесть, что у истока этих идеалов стояли «бесовские» Языческие верования. То есть там, где совсем нельзя было умолчать – как в случае с Рюриковичами – говорили, но не очень много. Про остальных и вовсе молчали. Иногда, правда, проговаривались – как увидим.

Однако там, где молчат книги, говорит фольклор, в частности, говорит богатырский эпос. Вот очень известная былина о бое Ильи Муромца с чужеземцем-«нахвальщиком» – иногда им оказывается сын Ильи Подсокольничек, иногда чудовищный великан Жидовин (память о враге-соседе Руси, иудейском Хазарском каганате). Обнаружив едущего мимо заставы чужака, богатыри задумываются – кого послать на перехват (и ведь даже мысли не возникает отправиться на одинокого нарушителя всей заставой, для пущей надежности… называйте средневековой дикостью или рыцарской честью, это уж на ваш вкус, читатель). Выдвигают то Алешу Поповича, то некоего Гришку Боярского, но главный богатырь безжалостно бракует кандидатуры. Оба не могут быть достойными представителями киевского богатырства в таком ответственном поединке: