Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Хорошо известно, что в целом синодальный акт 1901 г., как и предполагал К. П. Победоносцев, был встречен большой частью русского образованного общества крайне неблагоприятно для Синода и Церкви и действительно в какой-то степени мог сделать отношение этого общества к Церкви еще более критическим. Кратко суть этой реакции может быть выражена словами А. П. Чехова: «К отлучению Толстого публика отнеслась со смехом»[1106]. Сам же обер-прокурор Св. Синода писал одному из корреспондентов, что послание Синода вызвало целую «тучу озлобления»[1107].

Эта тональность реакции на «отлучение» Л. Н. Толстого обращает на себя внимание: русское образованное общество совершенно не поняло смысла произошедшего события, его глубокой связи с новой русской историей и смогло противопоставить документу Св. Синода действительно только глумливый и кощунственный смех, в котором, по справедливому замечанию одного из русских богословов начала XX в., проявились «преступное легкомыслие» и «невежественное предубеждение»: «Какой прекрасный подавался повод серьезно высказаться по жгучим религиозным вопросам, какие широкие горизонты открывались для философской мысли, какая вопиющая нужда заявляла о спокойном обсуждении дела! И что же мы увидели? Да ничего дельного, кроме оскорбительных басен и памфлетов, направленных по адресу духовной власти, и с тонким расчетом на нравственную разнузданность и грубые вкусы толпы»[1108].

Но к этой характеристике следует добавить еще одно слово: «растерянность». Именно в таком растерянном состоянии оказались органы власти на местах, причем вся тяжесть последствий синодального распоряжения легла именно на них. Для иллюстрации этого положения сошлемся только на один документ: это письмо в Департамент полиции от начальника Киевского губернского жандармского управления, датируемое 6 марта 1901 г. В письме сообщается, что «распубликованное Определение Святейшего Синода от 20–22 февраля текущего года о Графе Льве Толстом встречено в высшей степени неблагоприятно в высшем и среднем обществах и порицательно в среде учащихся, в особенности высших учебных заведений». В аналогичном донесении от 20 марта 1901 г. указывалось, что, наоборот, письмо графини С. А. Толстой «в гектографированном виде распространяется посредством даже подбрасывания в правительственные учреждения»[1109].

Именно злоба и смех – только эти чувства могли вызывать в образованной среде распоряжения Св. Синода в начале XX в. И только очень немногие люди в этой ситуации были способны осмыслить это важнейшее событие русской жизни и понять, что церковная власть не могла поступить иначе: из двух зол – оставлять своих чад в неведении и великом смущении по поводу кощунств Л. Н. Толстого и пытаться вступить в компромисс с интеллигенцией или, наоборот, вызвать опубликованием синодального решения в обществе волну осуждения и глумления над Церковью – церковные иерархи мудро выбрали меньшее. Так было всегда в истории Церкви: любой мужественный, самостоятельный шаг Церкви или кого-то из ее членов всегда вызывал в «обществе» более-менее решительное осуждение и всегда с радостью и благодарностью принимался «народом церковным».

Синодальный акт от 20–22 февраля 1901 г. сыграл важнейшую роль в дальнейшей жизни Л. Н. Толстого: вопреки распространенному мнению о его полном равнодушии к этому слову церковной власти он был глубоко оскорблен и обижен. Именно это обстоятельство имеет решающее значение в истории последних десяти лет жизни Л. Н. Толстого, некоторые аспекты которой будут рассмотрены в следующем разделе работы.

Однако прежде чем обратиться к вопросу об отношении Л. Н. Толстого к русскому духовенству, следует остановиться еще на одном значимом эпизоде, в котором очень ярко проявилось двойственное отношение к Л. Н. Толстому представителей государственной власти.

Полемика по поводу «Евангелия для детей»

28 августа 1908 г. – значимый день в жизни Л. Н. Толстого, день его 80-летнего юбилея.

Для русского правительства ситуация с юбилеем писателя была крайне двусмысленной: с одной стороны, он отлучен от Церкви, с другой – Л. Н. Толстой является для всего мира в начале XX в. своеобразным символом русского государства, его праздник готовится шумно и с политическим эпатажем отметить вся «прогрессивная» Россия. Очень характерно, что именно в 1908 г. известный фотограф С. М. Прокудин-Горский создает первый русский цветной фотопортрет. Это был не портрет императора или какого-нибудь видного политического деятеля, а портрет Л. Н. Толстого.