Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Этот же вывод можно сделать и по поводу двух других известных почитателей Л. Н. Толстого, вернувшихся в лоно Церкви, – М. Сопоцко и упомянутого кн. Д. А. Хилкова. Первый указывал, что именно им, бывшим последователям писателя, он сам «ближе и понятнее с своим душевным миром, чем всем другим слепым, неискушенным поклонникам»[1160]. Хилков уже после своего возвращения в православие признался, что Л. Н. Толстой долгое время был его кумиром «не учением своим, а искренностью, правдивостью и отвагой»[1161]. Однако в конце 1890-х гг. их разногласия становятся уже ощутимыми. На опыте своей собственной жизни Хилков убеждается в существовании мистических, духовных реальностей – веры, связанной с догматическим учением Церкви, и молитвы. Эти расхождения были зафиксированы в письме Д. А. Хилкова Л. Н. Толстому от 30 января 1901 г. Получив ответ писателя, Хилков сообщил своим корреспондентам: «Этот ответ убил у меня интерес к толстовству»[1162]. Далее в этом письме Хилков сообщает, что желал и надеялся, что писатель признает свою неправоту, ибо верил в силу Толстого. Но, к сожалению, этого не произошло. Хилкову стала понятна простая, но зловещая истина: «Любовь к ближнему, как она проповедуется Толстым, ничего общего с духовной любовью не имеет»[1163]. К сожалению, в переписке с кн. Д. А. Хилковым проявляется характерное для Л. Н. Толстого нежелание серьезно обсуждать свои собственные взгляды, некий страх, основанный на неприязни.

Сочетание этих двух мотивов – твердая отповедь агрессивной антицерковной пропаганде Л. Н. Толстого и молитва о его заблудшей душе – вот что составляло суть церковного подхода к его жизни.

Уход и смерть Л. Н. Толстого и Русская Православная Церковь

История публикации документов по теме

Вопрос о последних днях жизни Л. Н. Толстого, его путешествии в Оптину пустынь и Шамордино, болезни и смерти в Астапове представляет по вполне понятным причинам огромный интерес для исторической науки. Однако его освещение в мемуарной литературе и в обобщающих критических исследованиях, посвященных взаимоотношениям Л. Н. Толстого и Церкви, обладает одной важной особенностью. Лица, находившиеся рядом с Толстым перед его смертью и оставившие воспоминания о пребывании последнего в монастырях и Астапове, были в момент болезни и смерти писателя настроены к Церкви враждебно, поэтому не могли объективно освещать те или иные эпизоды. Авторы, проживавшие после революции 1917 г. за пределами России и интересовавшиеся данным вопросом, не имели долгое время доступа не только к архивным материалам, но даже к публикациям, выпущенным в СССР. Наконец, советские историки, подготовившие в 70-80-е гг. XX в. ряд достаточно интересных работ, по идеологическим причинам не имели возможности подходить к анализу проблемы с полной научной объективностью[1164]. Только в последние пятнадцать лет стали появляться исследования, авторы которых совершенно справедливо указывают на некоторую неясность обстоятельств последних дней жизни Толстого[1165].

Эта неясность связана в первую очередь с вопросом, имел ли великий русский писатель желание беседовать с оптинскими старцами и примириться с Церковью. Эту проблему, как нам кажется, нельзя ставить и решать в плоскости вопроса о возможном покаянии Толстого. С одной стороны, никаких свидетельств в дневниках Толстого, в записях близких ему лиц, а также в официальных документах о желании Толстого покаяться нет. В предыдущем разделе работы уже упоминалось, что еще 11 октября 1910 г., т. е. всего за 17 дней до ухода из Ясной Поляны, Л. Н. Толстой в письме священнику Д. Троицкому предельно критично высказывался по поводу православия и призыв к покаянию в церковном смысле полностью отвергал.

Более того, анализ мировоззрения Толстого показывает, что покаяние в христианском смысле было для Толстого невозможно. Выше уже неоднократно подчеркивалось, что Л. Н. Толстой отвергал одну из основополагающих идей христианского богословия (общую для всех традиционных христианских исповеданий) – идею Личного Бога, спасающего человека. Именно поэтому прот. Г. Флоровский замечает по этому поводу, что великий русский писатель был «религиозно бездарен» в том смысле, что свел всю религиозную сферу к жизни рефлексивно-морализирующего рассудка[1166].

Этот вывод ярко иллюстрируется материалами дневника писателя, большое количество соответствующих примеров было приведено выше.

Кроме того, вывод прот. Г. Флоровского подтверждается анализом последних мыслей Толстого, надиктованных им своей дочери А. Л. Толстой в Астапове незадолго до смерти: эти мысли вполне определенно укладываются в панентеистическую схему.

С другой стороны, известно, что последние дни земной жизни Л. Н. Толстого преисполнены настоящего трагизма. В сущности, можно говорить о глубоком крахе земной жизни Толстого, крахе, сопровождавшемся расхождением с женой, старшими детьми, многими единомышленниками.