Конечно, прекрасно и радостно, когда члены таинственного Тела Христова активно и открыто выражают и проявляют свою к нему принадлежность, участвуют в общественном богослужении, причащаются, живут под духовным руководством достойных пастырей Церкви. Но даже тогда когда стадо Христово разобщено, когда тот или иной христианин лишен церковного общения, он все же имеет основания осознавать свою принадлежность к этому «стаду», а стоя на молитве — ощущать, что одновременно с ним к небу обращаются взором и устремляются сердцем миллионы его братьев и сестер во Христе.
Итак, желаемое сочетание внешнего и внутреннего отнюдь не является законом: очень часто крещеный человек, живущий в вере во Христа, в уповании на Него и в общении с Ним и, следовательно, принадлежащий к Телу Христову, по тем или иным причинам не участвует внешне в жизни Церкви как организации. Сплошь и рядом имеет место и обратное явление: крещеный человек, соблюдающий церковные установления и даже активно, вплоть до священнослужения включительно, внешне участвующий в церковной жизнедеятельности, может быть тем, про кого Христос говорил: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими и чтут Меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мф 15:8). Можно ли считать такого человека принадлежащим к Телу Христову? Несмотря на всю его «церковность», надеяться на это трудно.
Никео–Константинопольский Символ веры, составляющий неотъемлемую часть Священного Предания нашей святой Церкви, усвояет ей свойства единства, святости, кафоличности (соборности)[41]
и апостоличности: «верую во едину, святую, соборную и Апостольскую Церковь». Все эти свойства, несомненно, присущи Церкви как Телу Христову, и являются предметом веры, что вполне соответствует тексту Символа.Что касается видимой, доступной чувственному восприятию деятельности Церкви, то она является скорее объектом знания.
В самом деле, любой, даже совершенно неверующий человек, способен без особых затруднений понять и усвоить структуру церковной иерархии, богослужебные чинопоследования, порядок совершения и даже значение обрядов и тайнодействий, изучить множество библейских текстов. Все эти знания, воспринимаемые лишь разумом и памятью, не делают человека членом Тела Христова. Не может быть и речи о принадлежности к «народу святому», к «царственному священству» к «людям, взятым в удел» (1 Петр 2:9), тех, кто не имеет живого, духовного общения со Христом, хотя бы он, будучи крещен (чаще всего в младенчестве), соблюдал внешнюю принадлежность к Церкви как к организации, не говоря уже об отступниках или даже о тех, чье отношение к Богу не идет далее снисходительного «признания» или «неотрицания».
Говоря о Церкви в катехизическом значении этого слова, мы, ее члены, с горечью вынуждены признать фактическое отсутствие в ней единства, первого из катехизических ее свойств. Даже если говорить только о православии, приходится констатировать расхождение интересов и целей между грекоязычными Поместными Церквами, возглавляемыми Вселенским, т.е. Константинопольским Патриархом, с одной стороны, и славянскими Поместными Церквами — с другой, ибо последние, естественно, тяготеют к Русской Православной Церкви, численно, территориально и экономически намного превосходящей все остальные Поместные Церкви.
Не говоря о других расхождениях и противоречиях, уже такого раздвоения православного мира оказывается достаточно, чтобы в течение почти сорока лет делать невозможным созыв «Великого Всеправославного Собора», необходимость которого почти все Церкви признают, но до сих пор оказываются не в состоянии хотя бы предварительно договориться ни о повестке дня, ни о составе, ни о месте, ни о процедуре намеченного Собора.
Вторым свойством Церкви Никео–Константинопольский Символ называет святость.
Классическое богословие кафолических Церквей, признавая очевидный факт всеобщей греховности членов Церкви, утверждает, однако, святость Церкви в целом как видимого учреждения. Что возможно и должно считать проявлением и признаком святости? Не существует, как известно, догматического определения святости. Известно, однако, что источником всякой святости является Сам Бог: «Будьте святы, ибо Я свят» (Лев 19:2; 1 Петр 1:16), — так вещал Господь через Моисея народу Израильскому. Единственным Человеком, обладающим полнотой святости, христианский мир благоговейно признает Иисуса Христа и преклоняется перед Ним как пред Богочеловеком, сиянием и образом Бога–Отца (Евр 1:2), единосущным Отцу по Божеству и единокровным нам по человечеству (Ин 1:14; 1 Тим 2:5; 3:16). Святость, как и «всякий дар совершенный» (Иак 1:17), сообщается как отдельным людям, так и Церкви в целом от Бога–Отца через Сына Его, силою и действием Его Святого Духа (Еф 1:16), ибо где «двое или трое», тем более множество людей собираются во Имя Христово, там Он среди них (Мф 18:20), что опять–таки совершается действием Святого Духа.