Русская принцесса Монако

С нашего места залив был виден превосходно. Бирюзово-переливчатый, гладкий, как натянутый на кринолины шелк роскошного бального платья, он просто выталкивал из воды три разновеликих яхты, предназначенных, как пояснил Тимур, для продажи. Лодки были мал мала меньше, хотя самая невзрачная из них по размеру догоняла «Кометы» на воздушной подушке, которые летом носились по Москва-реке, прогуливая гостей столицы.

Зазвучал «Вальс цветов», лодки качнулись и одновременно двинулись с места. Потом началось нечто и вовсе непостижимое. Самая большая яхта пошла по широкой, чуть ли не во все пространство залива, дуге. Средняя в своих притязаниях оказалась скромнее, соответственно описывая окружность меньшего диаметра. Малышка же юлила в самом центре, нарезая аккуратные кружочки, больше похожие на блины. Удивительно, но все три лодки двигались синхронно, словно танцевали под чудесную музыку, не мешая друг другу, а, наоборот, создавая плавным вращением странно завораживающий танец.

Яхты кружились и кружились, а я, совершенно забыв, где нахожусь, представляла, как совсем скоро буду полноправной хозяйкой одной из таких белых красавиц. Пусть хоть и самой маленькой. Я видела себя на палубе в развевающейся белой одежде, с тонким элегантным шарфом на голове, концы которого реют за моей спиной, как крылья прекрасной птицы. И сама я как птица – стройная, красивая, улыбающаяся. А рядом – Дима. Он обнимает меня за плечи, и мы вместе стоим на носу нашей яхты, обнявшись, как Ди Каприо и Уинслет на «Титанике».

Да, еще несколько часов назад я не собиралась покупать личную яхту. Ну и что? Я и сейчас не собираюсь. Просто в благородных домах принято делать на бракосочетание дорогие подарки. Обычно, насколько мне известно, даже составляется список этих подарков, чтобы не было повторов. Вот я и запишу туда под номером один яхту. Если Ефрамович подарил лодку другу просто так, то разве не найдется кто-нибудь, кто почтет за счастье порадовать юную чету монархов?

Грезы унесли меня столь далеко, что я совершенно не обратила внимания, как лодки перестали вальсировать, подтянулись к причалам и смирно уткнулись в отведенные стойла, слившись с сотнями себе подобных.

– Даш, так куда пойдем? – видимо, не в первый раз задал мне вопрос Тимур. – На благотворительный аукцион или на прогулку?

– Пешком?

– Зачем? Говорю же, Гриша яхту купил, приглашает.

– Какую? Большую?

– Нет, наоборот, самую маленькую. Он же режиссер, откуда у него деньги на мегу? Даже на супер не сумел наскрести. А в долг брать не хочет, гордый!

– Гриша – это кто?

– Здрасте! Я тебе битый час о чем толкую? Гриша Соловчук яхту купил. На морскую прогулку зовет.

– А где лучше?

– Ну, на аукционе в Мажестике много всякой шелупони соберется. Сначала будут друг перед другом богатством пылить, потом напьются и – как всегда. Я о тебе беспокоюсь. Сама видишь, все без жен, а выпьют – на сладенькое потянет. Начнут приставать. Я заведусь, до драки дойдет. А на яхте маленький такой междусобойчик, всего человек десять, Гришка абы кого не позовет. Да и народ будет интересный. Может, Ливерас князя Альбера зазовет. Они – друзья, Альбер такие маленькие компании уважает. И Гришку как режиссера ценит.

Ясное дело, одно упоминание имени Альбера решило вопрос в пользу яхты.

– А кто это – Ливерас?

– Грек, владелец «Ливерас Яхтс», самые дорогие лодки – у него. День проката – сто двадцать пять тысяч евро. Он с шейхами на короткой ноге, в правящие дома Европы вхож.

– Ты его знаешь?

– Партнер мой. Он у меня кедр и платину для отделки яхт берет.

– Ладно, – скривилась я. – Толпа мне в Москве надоела. Тишины хочется.

Тимур так обрадовался, что я насторожилась. Но тут же приписала его реакцию последовательному желанию замаливать грехи позавчерашнего наркотического буйства.

* * *

Насчет катастрофической нехватки дам на World Yacht Trophies Тимур оказался трижды прав! На яхте Соловчука на десять «ребят» оказалось, вопреки статистике, всего пара «девчонок». Причем одна из них была женой новоиспеченного яхтовладельца, а второй, как можно догадаться, я. Жену хозяина, понятно, никто не трогал, а я пребывала под неусыпной и бдительной охраной сурового джигита. То ли это повлияло на нашу прогулку, то ли скорое известие о том, что подлец Ливерас сманил князя на «Жемчужину» Ефрамовича, которая болталась на монакском рейде, но настроение как-то с самого начала не задалось, и народ стал усиленно напиваться, тем более было чем. Единственный, кто держался с подчеркнутым достоинством и едва лизал край коньячного бокала, – Тимур. Я вообще на спиртное смотреть не могла.

– Даш, пойдем на палубу, – предложил Тимур, когда начались споры об авторском кинематографе и о влиянии Феллини на Тарковского.

– Пойдем, – согласилась я, любуясь в окно на занимающийся закат.