Русская пытка. Политический сыск в России XVIII века

Как опалу и наказание воспринимали вельможи XVII-XVIII веков царские указы о назначении воеводой (губернатором, воинским начальником) какого-нибудь забытого Богом Кизляра, Тотьмы, а тем более – Селенгинска или Якутска. Видом ссылки был перевод из московских чинов на службу в провинцию. Перевод из гвардии в полевую армию, а тем более – в гарнизонные полки (так произошло с Абрамом Ганнибалом в 1728 г.) считался серьезным наказанием. Запись в солдаты как наказание стремились усугубить отправкой в действующую армию (если шла война) или в Персию. Это был вернейший способ сократить жизнь ссыльного с помощью малярии, скорпионов, змей и тигров Мазандарана.

Для высокопоставленных преступников распространенным наказанием была ссылка в деревню, как правило, с указанием: «без выезда», «вечно», «до указу». Приговоры «Сослать на поселение» подразумевали переселение преступника в некую отдаленную местность: «В дальные городы», «В дальные сибирские городы», «Сослать в Сибирь на вечное житье в самые дальние городы», причем из приговоров часто неясно, куда именно намеревались отправить ссыльного. Перед ссылкой преступника обычно наказывали кнутом, плетями, вырезали ноздри (реже язык, уши), клеймили. Ссылка без телесного наказания в приговоре отмечалась особо: «Без наказания сослать в Сибирь на вечное житье».

Каторга как тяжелейшая форма ссылки становится в XVIII веке высшей мерой наказания, особенно после фактической отмены смертной казни при Елизавете Петровне. Понятие «каторга», «каторжанин» связано с турецким названием гребного судна – галеры. Силой, приводящей галеры в движение, были прикованные к банкам (скамьям) преступники – «каторжные». Термином «каторга» довольно скоро стали обозначать в России не только работу гребца галеры, но всякую подневольную работу на заводах, рудниках, стройках.

Каторга как принудительная работа для преступников появилась при Петре I. Разумеется, и раньше преступников приговаривали к тяжелым работам, но только петровская эпоха сделала приговоры «В ссылку на каторгу», «В работу вечно» обычными в политических и уголовных процессах. Причина появления каторги лежит на поверхности: нуждаясь в рабочих руках для задуманных им огромных строек, Петр I стремился извлечь из преступников ту или иную пользу для государства. В конце XVII – начале XVIII века самыми «популярными» местами каторги стали Азов и Таганрог, потом – Санкт-Петербург. Сибирь также была местом не только ссылки, но и каторги. В петровскую эпоху началось промышленное освоение Сибири, но рабочих рук на копях, металлургических и иных заводах не хватало, и туда, «в казенные заводы», стали отправлять каторжных невольников.

Конфискация («отписание в казну» или «на государя») движимого и недвижимого имущества была обычно последним пунктом приговора. Иногда отписание было вечным – «безповоротным», иногда – «с поворотом» по возвращении из ссылки. В тех случаях, когда конфискации не назначались (а это в XVIII веке бывало редко), то в приговорах отмечалось: «Не отнимая у него ничего» или «А имению его быть при нем».

Срок заключения или ссылки был самым важным вопросом для приговоренного. В приговорах упоминаются самые разнообразные сроки тюремного заключения: от месяца до пожизненного, но в общем создается впечатление, что десять лет – это максимум для «срочных» приговоров. Приговор «Сослать на каторгу» уточнялся не всегда, но можно выделить два типа приговоров: пожизненная ссылка на каторгу («Сослать на каторгу в вечную работу») и ссылка на какой-то срок: «На год», «На пять лет», «На десять лет». Неясно с приговором: «До срока» или «До указа». Когда мог последовать такой указ, не знал никто. Указ об освобождении мог прийти и через месяц, а мог никогда не прийти.

Постепенно, в течение XVIII века, усиливаются тенденции дифференцированного подхода к преступлению, становится заметно стремление определить меру наказания с учетом различных обстоятельств дела. Но все же приговоры по многим политическим делам разрушают все наши представления о соотношении тяжести преступления и суровости наказания. Здесь нельзя не согласиться с большим знатоком истории русского сыска М. И. Семевским, который писал: «Инквизиторы – так именовали членов Тайной канцелярии, обыкновенно почти никем и ничем не связанные в своем произволе, зачастую судили и рядили по своему "разсуждению". Вот почему, пред многими их приговорами останавливаешься в тупике: почему этому наказание было строже, а тому – легче? А – наказан батоги нещадно, а Б – вырваны ноздри и бит кнутом, С – бит кнутом и освобожден, а Д – бит плетьми и сослан в каторгу, в государеву работу вечно и т. д. И нельзя сказать между тем, чтобы внимательный разбор всех обстоятельств дал ответ на наш вопрос. Будь известны обстоятельства, при которых судили и рядили инквизиторы, о!, тогда – другое дело! Мы бы знали сильныя пружины, руководившия судьями в произнесении их приговоров».