Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Оба секретаря начали набирать конторский персонал. К концу года в Совнаркоме было 48 конторских служащих, в следующие два месяца прибавилось еще 17. Судя по фотоснимку, сделанному в октябре 1918 года, большинство их составляли молодые женщины явно «буржуазного» происхождения.

Вплоть до 15 ноября 1917 года Совнарком не устраивал регулярных собраний: по сообщению Горбунова, было проведено лишь одно заседание 3 ноября, где единственным вопросом в повестке дня значилось сообщение В.П.Ногина о перестрелке в Москве. В течение этого времени все декреты и распоряжения выпускались большевистскими чиновниками и по их инициативе, часто даже без ведома Ленина. По словам Ларина, только два из пятнадцати первых декретов, изданных советским правительством, обсуждались на заседании Совнаркома: декрет о печати, написанный Луначарским, и декрет о выборах в Учредительное собрание, подготовленный им самим. Горбунов рассказывал, что Ленин уполномочил его телеграфировать распоряжения в провинцию по собственному усмотрению, показывая ему каждую десятую телеграмму⁶⁴.

Первое из регулярных заседаний Совнаркома состоялось 15 ноября, в повестке дня стояло двадцать вопросов. Было решено, что наркомы, по возможности оперативно, переедут из Смольного в свои комиссариаты, что и было проделано в следующие несколько недель (при помощи вооруженных отрядов). Начиная с этого дня Совнарком собирался практически ежедневно на третьем этаже Смольного, как правило, по вечерам; иногда заседания затягивались на всю ночь. Заседания не были строго закрытыми, и к ним привлекалось, если возникала такая необходимость, множество мелких служащих и технических экспертов. Наркомы, профессиональные революционеры с большим стажем, чувствовали себя неуютно. Симон Либерман, меньшевик и специалист по лесному хозяйству, время от времени посещавший заседания Совнаркома, так описывает их обстановку: «Совещания высшего исполнительного органа советской России, на которых председательствовал Ленин, проходили в необычной атмосфере. Несмотря на все усилия назойливого секретаря придать каждой такой встрече торжественный характер заседания совета министров, невозможно было избавиться от ощущения, что присутствуешь на собрании подпольного революционного комитета! Долгие годы мы входили в разные подпольные организации, и все окружающее казалось таким знакомым. Многие комиссары оставались в пальто и шинелях: большинство было одето в уродливые кожаные куртки. Зимой некоторые носили валенки и толстые свитера. Во время совещаний никто не раздевался.

Один из комиссаров, Александр Цюрупа, почти всегда был болен. Он участвовал в совещаниях полулежа, протянув ноги на соседний стул. Некоторые из ленинских помощников предпочитали не садиться у стола заседаний, а устраивались на стульях, беспорядочно разбросанных по всей комнате. Только Ленин, как председатель собрания, неизменно занимал место за столом, делая это скромно и вполне пристойно. Фотиева, его личный секретарь, садилась позади него»⁶⁵.

Раздраженный многословием и неточностью своих коллег, Ленин выработал жесткие правила. Чтобы пресечь болтовню, он требовал строго придерживаться повестки дня. [Борьба классов. 1934. № 1. Джей Лавстоун, один из основателей компартии США, рассказывал автору, что как-то, говоря с Лениным, перебирал карточки 3x5 дюймов. Ленин попросил объяснить ему их назначение. Для экономии времени собеседника, пояснил Лавстоун, он заранее написал на карточках все, что хотел ему сообщить. Ленин ответил: в России настанет коммунизм, когда она научится пользоваться карточками 3x5.]. А для обеспечения своевременной явки комиссаров учредил штрафы за опоздание: 5 рублей за опоздание до получаса, 10 — на полчаса и больше⁶⁶.

По свидетельству Либермана, на заседаниях Совнаркома, которые он посещал, ни разу не определялась политика, определялись только средства ее проведения: «Я никогда не слышал доводов по принципиальным вопросам; обсуждение постоянно крутилось вокруг поисков наилучших способов реализовать принятые решения. Что же касается принципиальных проблем, они рассматривались в другом месте — в Политбюро коммунистической партии <...> Два известных мне высших правительственных органа — Совет народных комиссаров и Совет труда и обороны — обсуждали лишь практические пути для осуществления директив, уже принятых внутрипартийной высшей инстанцией — Политбюро».