«Бедный мой сын, как мало у него удачи в людях. Нашелся человек, которого никто не знал здесь, но который оказался и умным и энергичным и сумел ввести порядок после того ужаса, который мы пережили всего 6 лет тому назад, и вот — этого человека толкают в пропасть и кто же? Те, которые говорят, что они любят Государя и Россию, а на самом деле губят и Его и родину… Это просто ужасно»106
.В конце августа 1911 года, отправляясь в Киев на торжества по случаю открытия памятника Александру II, Столыпин был уже в явной опале. Предвестия насильственной смерти давно посещали его, и в завещании, составленном в 1906 году, он просил похоронить его на месте убийства107
. Перед отъездом он поделился с Крыжановским мрачными предчувствиями и вручил ему шкатулку с секретными бумагами, которые просил уничтожить, если с ним случится несчастье[94]. При этом, однако, Столыпин вовсе не побеспокоился о мерах обеспечения собственной безопасности: он не воспользовался ни личной охраной, ни бронежилетом.В Киеве, где пренебрежение царской фамилии и свиты уже не оставляло сомнений, он испытал всю унизительность падения.
Вечером 1 сентября в Киевском городском театре должны были давать представление оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Николай с дочерьми заняли генерал-губернаторскую ложу, расположенную на уровне оркестра. Столыпин сидел невдалеке в первом ряду. Во втором перерыве, около 10 часов вечера, он беседовал, стоя у барьера оркестровой ямы, с графом Потоцким и графом Фредериксом. В этот момент к нему приблизился молодой человек во фраке, обнажил прикрытый программкой браунинг и дважды выстрелил. Одна пуля попала Столыпину в руку, другая в грудь, при этом первая рикошетом ранила оркестранта, другая, ударившись о медаль, изменила направление и застряла в области печени. По словам свидетеля, Столыпин поначалу не понял, что произошло: «Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны, под грудной клеткой, уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: «Все кончено». Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: «Счастлив умереть за Царя». Увидя Государя, вышедшего в ложу и ставшего впереди, он поднял руки и стал делать знаки, чтобы Государь отошел. Но Государь не двигался и продолжал на том же месте стоять, и Петр Аркадьевич, на виду у всех, благословил его широким крестом»108
.Столыпина спешно увезли в госпиталь. Казалось, он уже шел на поправку, когда начала распространяться инфекция. Скончался он вечером 5 сентября[95]
. На следующий день толпы охваченных паникой евреев бросились на Киевский железнодорожный вокзал. Однако, благодаря решительным действиям властей, погромов не было.Убийцей, схваченным и избитым при попытке бежать с места преступления, оказался двадцатичетырехлетний юрист Дмитрий Григорьевич Богров, отпрыск богатой еврейской семьи из Киева109
. И дома и в частых поездках за границу он свободно входил то в анархистские, то в эсеровские круги. Прилично обеспеченный заботливыми родителями, он пристрастился к игре и нередко проигрывался до нитки, и вполне вероятно, что именно материальные затруднения толкнули его на сотрудничество с полицией. Согласно его признаниям, с середины 1907 до конца 1910 года он служил осведомителем киевской охранки и по его доносам проводились аресты анархистских и эсеровских террористов.Между тем в революционной среде недоверие к Богрову крепло. Сначала его обвиняли в присвоении партийной кассы, а в конце концов пришли к убеждению, что он служит в полиции. 16 августа 1911 года Богрова посетил некой революционер, заявивший, что его осведомительская деятельность уже не вызывает сомнения и единственный способ для него избежать казни — совершить террористический акт, причем лучшая цель — начальник киевского охранного отделения Н.Н.Кулябко. Был установлен и срок: 5 сентября. Богров явился к Кулябко, но тот принял его так тепло и радушно, что у Богрова просто не поднялась на него рука. Тогда он решил избрать своей жертвой царя, прибытия которого в Киев ждали через несколько дней, но отказался от этого плана — из опасения спровоцировать еврейские погромы. В конце концов он остановил выбор на Столыпине, которого считал «главным виновником наступившей в России реакции»[96]
.