Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918

Представление, что рабочий должен стать крепостным «социалистического» государства — то есть как бы своим собственным рабом, ибо одновременно он считался «хозяином» этого государства, — вытекавшее из марксистской теории централизованной экономики и свойственной марксизму мизантропии, находило дополнительное подкрепление в чрезвычайно низком мнении о российских рабочих, которого придерживались большевистские руководители. До революции они идеализировали рабочий класс. Но, столкнувшись с рабочими из плоти и крови, они быстро избавились от иллюзий. Пока Троцкий произносил панегирики рабству, Ленин давал отставку «пролетариату» России. На XI съезде партии в марте 1922 года он заявлял: «Очень часто, когда говорят: «рабочие», думают, что значит это фабрично-заводской пролетариат. Вовсе не значит. У нас со времен войны на фабрики и на заводы пошли люди вовсе не пролетарские, а пошли с тем, чтобы спрятаться от войны, а разве у нас сейчас общественные и экономические условия таковы, что на фабрики и заводы идут настоящие пролетарии? Это неверно. Это правильно по Марксу, но Маркс писал не про Россию, а про весь капитализм в целом, начиная с пятнадцатого века. На протяжении шестисот лет это правильно, а для России теперешней неверно. Сплошь да рядом идущие на фабрики — это не пролетарии, а всяческий случайный элемент»¹²⁴. Выводы, которые следовали из этого ошеломляющего заявления, не прошли незамеченными для некоторых из большевиков. Ведь Ленин, по существу, утверждал, что Октябрьская революция не была совершена ни «пролетариатом», ни для «пролетариата». Но указать на это осмелился один А.Г.Шляпников: «Владимир Ильич вчера сказал, что пролетариат как класс, в том смысле, каким имел его в виду Маркс, не существует. Разрешите поздравить вас, что вы являетесь авангардом несуществующего класса»¹²⁵.

При таких взглядах на природу человека вообще и на российский рабочий класс в частности, какие исповедовали Ленин и Троцкий, вряд ли можно было рассчитывать, что они допустят существование свободного труда и независимых профсоюзов, пусть даже против этого и не нашлось бы других возражений.

Введение принудительного труда официально объяснялось требованиями экономического планирования. Считалось, и не без оснований, что планирование невозможно осуществить, пока трудовые ресурсы не будут поставлены под такой же контроль, как и все другие хозяйственные ресурсы. О необходимости всеобщей трудовой повинности большевики впервые заговорили уже в апреле 1917 года, то есть до прихода к власти¹²⁶. Декларируя, с одной стороны, что трудовая повинность, введенная в Германии во время войны, «неизбежно становится военной каторгой для рабочих», а с другой, что при советской власти та же мера представляет собой «громадный шаг к социализму», Ленин, по-видимому, не усматривал в этих высказываниях никакого противоречия¹²⁷.

Оказавшись у власти, большевики, верные своему слову, в первый же день заявили о намерении провести трудовую мобилизацию. 25 октября 1917 года, объявив Второму съезду Советов о низложении Временного правительства, Троцкий, не переведя дыхания, сказал: «Введение всеобщей трудовой повинности — одна из ближайших задач подлинной революционной власти»¹²⁸. Вероятно, большинство делегатов съезда сочли, что это утверждение относится только к «буржуазии». И действительно, в первые месяцы своей диктатуры Ленин, движимый личной ненавистью, старался как мог унизить «буржуазию», приговаривая к черной работе людей, не привыкших к ручному труду. В наброске к декрету о национализации банков (декабрь 1917 г.) он написал: «Статья 6: Всеобщая трудовая повинность: первый шаг — потребительско-рабочие, бюджетно-рабочие книжки для богатых, контроль за ними. Их долг — работать в указанном направлении, иначе — «враги народа»». И добавил на полях: «Отправка на фронт, принудительные работы, конфискация, аресты (расстрел)»¹²⁹. Позднее в Москве и Петрограде обычным зрелищем стали хорошо одетые люди, выполнявшие под конвоем черную работу. Польза от такого принудительного труда была, по-видимому, близкой к нулю, но у него была другая, «воспитательная» цель: он должен был возбуждать классовую ненависть.

Как отметил Ленин, это был только первый шаг. Вскоре принцип принудительного труда был распространен на другие слои общества. Это означало не только, что каждый взрослый человек обязан заниматься производительным трудом, но, кроме того, что он должен работать там, где ему прикажут. Эта обязанность, возвращавшая Россию к установлениям XVII века, была введена в январе 1918 года «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа», содержавшей и такой пункт: «В целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства вводится всеобщая трудовая повинность»¹³⁰. Затем этот принцип был включен в Конституцию 1918 года и обрел силу закона. С этих пор можно было на абсолютно законном основании считать «паразитом» каждого, кто уклонялся от государственной службы.