Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918

До революции российские крестьяне накопили значительные сбережения, причем часть их этих сбережений они хранили дома, а часть помещали в государственные сберегательные кассы. За время войны и в первый год революции, когда цены на продовольствие выросли, эти сбережения значительно увеличились. Невозможно точно вычислить, какой суммы они достигли к Октябрьскому перевороту, но некоторое представление получить можно, если обратиться к официальным цифрам и бюджетным предположениям. К началу 1914 года в сберегательных кассах на депозитных счетах находилось 1,55 млрд. рублей²¹. За период с июля 1914 года до октября 1917-го эта сумма выросла еще на 5 млрд. рублей, причем, по данным авторитетных источников, 60–70 % этой суммы было положено в банк крестьянами²². Если принять то же отношение для оценки вкладов, внесенных в банки до 1914 года, можно предположить, что ко времени Октябрьского переворота крестьянство имело на счетах 5 млрд. рублей, не считая тех денег, которые хранились дома. Издав декрет о национализации частных банков, большевики обошли в нем сберегательные кассы, так что крестьяне и другие мелкие вкладчики теоретически не потеряли доступа к своим деньгам. Но последовавшая за этим инфляция настолько обесценила вклады, что это было равносильно прямой конфискации. Как было показано в предыдущей главе, большевики настойчиво и систематически стремились к обесцениванию денег: в течение первых пяти лет их правления покупательная способность рубля упала в миллионы раз, что превратило его в крашеную бумагу. Вследствие этого крестьянин дорого заплатил за землю, хотя и получил ее даром. За 21 млн. десятин, которые перешли в пользование крестьянства, оно заплатило потерей только на банковских счетах 5 млрд. рублей. [При том, что золотой эквивалент довоенного рубля составлял 0,78 г золота, на эти сбережения можно было приобрести 3900 т золота.]. Если согласиться с оценками того времени, по которым от 7 до 8 млрд. рублей хранились дома в чулке и были зарыты в кубышках в землю, можно подсчитать, что за средний участок пахотной земли в 0,4 десятины крестьянин заплатил 600 рублей старыми (до 1918 г.) деньгами. До революции цена за такой участок составила бы в среднем 64,4 рубля. [Земли, выкупленные Крестьянским поземельным банком у помещиков в период между 1906-м и 1915 г., стоили в среднем по 161 рублю за десятину (Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т. 2. Изд. 3-е. Л., 1952. С. 270). Сведения о сумме крестьянских банковских вкладов см.: Новая жизнь. 1918. 31 марта. № 56 (271). С. 2].

Но не только деньгами крестьяне заплатили за прирезку земли. Говоря о частном землевладении в России, обычно имеют в виду земли, находившиеся в собственности помещиков, царской семьи, купечества и духовенства, которые на основании декрета о земле подлежали конфискации и разделу. Но значительная часть (примерно треть) полезных площадей (пахота, лес, выпас) в дореволюционной России были собственностью крестьян, которые владели ею единолично или, что случалось более часто, на паях. Цифры свидетельствуют, что к началу революции крестьянству и казачеству принадлежало почти столько же земли, сколько помещикам. Из 97,7 млн. десятин полезных площадей (пахота, лес, выпас), находившихся в частном владении в европейской части России, 39 млн. или 39,5 %, принадлежали помещикам (дворянству, чиновникам, офицерству), а 34,4 млн. (34,8 %) — крестьянству и казачеству (данные на январь 1915 г.)²³.

По ленинскому декрету о земле, «простые крестьяне и простые казаки» не должны были терять землю в процессе экспроприации. Но во многих районах центральной России общинное крестьянство игнорировало это постановление и продолжало захватывать земли, принадлежавшие другим крестьянам, наряду с землями помещиков, и включать их в общинный фонд для раздела. Нападению и захвату подвергались хутора и отруба, хозяева которых воспользовались столыпинской реформой и вышли из общин. В один миг были сведены на нет все достижения столыпинской аграрной реформы: принцип общинности сметал все на своем пути. С землей, прикупленной членами общины на стороне, поступали таким же образом: она присоединялась к общинному резерву. В ряде районов община соглашалась оставить крестьянину его собственность, если он урезал свой надел до размера, установленного общиной: на заре коллективизации, в январе 1927 года, из 233 млн. десятин крестьянской земли в РСФСР 222 млн. (или 95,3 %) были общественной и только 8 млн. (3,4 %) — частной собственностью (в виде отрубов и хуторов)²⁴.