Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918

Сделанная уступка восстановила порядок, но очень ненадолго. Проблема снова оказалась предметом спора, когда в апреле в Россию вернулся В.М.Чернов. Предводитель партии эсеров провел годы войны на Западе, большей частью в Швейцарии, где принимал участие в Циммервальдской и Кинтальской конференциях и издавал, предположительно на средства Германии, революционную литературу для русских военнопленных в Германии и Австрии⁵¹. Возвратясь в Петроград, он немедленно развернул кампанию против Милюкова, призывая к его отставке, и потребовал от правительства передать декларацию от 27 марта главам союзных государств в качестве формального заявления о целях России в войне. Милюков возражал против выполнения этого требования на том основании, что союзники могли принять формальное отречение России от обещанных ей территорий за намерение выйти из войны. Кабинет, однако, с его мнением не посчитался: Керенский проявил здесь особое рвение, поскольку это могло подорвать позиции Милюкова, главного соперника, и усилить его собственные позиции в Советах⁵². Мало-помалу был достигнут компромисс. Правительство соглашалось передать союзникам декларацию от 27 марта, но только в сопровождении ноты, поясняющей, что у России нет намерения выйти из войны. По словам Керенского, проведенная Милюковым и одобренная кабинетом нота «должна была удовлетворить самых яростных критиков Милюкове — кого империализма»»⁵³. В ней заново утверждалась решимость России бороться за «высокие идеи», разделяемые союзниками, и «вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении наших союзников»⁵⁴. 18 апреля (1 мая по западному календарю) оба документа были отправлены телеграфом в посольские представительства России за границей для передачи властям союзников.

Когда 20 апреля правительственная нота появилась в русских газетах, она привела в бешенство социалистическую интеллигенцию. Недовольство было вызвано не заявлением о войне вплоть до победы, что, за исключением незначительного меньшинства, признавали своей задачей все социалистические партии, а двусмысленностью языка, которым говорилось об «аннексиях и контрибуциях». Исполком в тот же день выдвинул на голосование постановление, в котором говорилось, в частности, что «революционная демократия не допустит лить кровь ради… завоевательных целей». Россия, по мнению социалистов, должна была продолжать войну, но только до того момента, когда воюющие стороны смогут подписать мир без аннексий⁵⁵.

На совместном совещании правительства и Исполкома конфликт этот мог быть легко разрешен, поскольку правительство, по всей вероятности, сдало бы свои позиции. Но компромисс еще не был найден, когда возмущение охватило бараки и рабочие кварталы, связанные невидимыми нитями с Исполкомом.

Уличные беспорядки 20–21 апреля возникли стихийно, но большевики очень быстро овладели ситуацией. Молодой офицер, социал-демократ лейтенант Теодор Линде, принимавший в свое время участие в выработке текста Приказа № 1, расценил правительственную ноту как измену демократическим идеалам революции. Он созвал представителей Финляндского полка, в котором служил, и потребовал, чтобы они выводили своих людей на демонстрацию против Милюкова. Затем он обошел другие части гарнизона, призывая их к тому же⁵⁶. Страстный патриот, Линде считал, что Россия должна продолжать войну; он погиб вскоре после описываемых событий, став жертвой самосуда, учиненного над ним на линии фронта, где он агитировал войска не складывать оружие: «немецкое» звучание имени навело солдат на мысль, что Линде был вражеским агентом⁵⁷. Как и многие русские социалисты, он думал, что воевать надо за «демократические» идеалы. Ему, видимо, не приходило в голову, что призывать войска на политическую манифестацию равносильно возбуждению мятежа. Начиная с трех часов дня несколько военных отрядов в полном вооружении проследовали к Мариинскому дворцу, где располагалось правительство, и криком потребовали отставки Милюкова⁵⁸. Первым шел Финляндский полк.

Из-за недомогания А.И.Гучкова кабинет в тот день собирался не в Мариинском дворце, а в канцелярии военного министерства. Внезапно на заседание явился генерал Л.Г.Корнилов, который, как командующий Петроградским военным округом, нес ответственность за спокойствие в столице. Он испрашивал разрешения разогнать мятежников с применением военной силы. Как вспоминал Керенский, кабинет ему единодушно отказал: «Мы все были убеждены в мудрости нашего курса и чувствовали уверенность, что население не допустит никаких актов насилия по отношению ко Временному правительству»⁵⁹. Так в первый, но отнюдь не в последний раз Временное правительство, столкнувшись с открытым вызовом своей власти, уклонилось от применения силы — факт, не ускользнувший от внимания ни Корнилова, ни Ленина.

Вплоть до этого момента большевики не имели никакого отношения к беспорядкам и даже были захвачены ими врасплох. Но они не преминули тут же ими воспользоваться.