Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918

Вся власть Советам — 505 (75 %).

Вся власть демократии — 86 (13 %).

Вся власть демократии и цензовым элементам без кадетов — 21 (3 %).

Вся власть должна быть коалиционной — 58 (8,6 %).

Не заполнено — 3 (0,4 %)⁶.

Все ответы говорили примерно об одном и том же: если пробольшевистским Советам и не было до конца ясно, какое правительство они хотят, никто не желал, чтобы политическую власть в стране монополизировала какая-либо одна партия. Многие ближайшие соратники Ленина также возражали против исключения других социалистических партий из советского правительства, и даже подали в отставку, протестуя против решения Ленина и кучки самых преданных его сторонников (Троцкого, Сталина, Дзержинского) проводить эту линию. Такова была политическая реальность, и Ленину приходилось с ней считаться. Уже выстраивая однопартийную диктатуру, он все еще вынужден был прятаться за фасадом «советской власти». Преобладавшие в населении страны симпатии к демократии и социализму, сильно ощутимые, хотя и неясно выраженные, вынуждали его оставить государственную структуру и ее номинальную верховную власть — Советы — в неприкосновенности даже тогда, когда все нити власти собрались в его руках.

Были, однако, и другие причины, почему Ленин, даже если бы его и не вынуждали настроения в стране, предпочел бы править страной через государственный аппарат и оставить партию в стороне. Во-первых, численность большевиков была не слишком велика, а управление Россией и в нормальных условиях требовало сотен тысяч чиновников государственных и общественных учреждений. Руководить же страной, в которой упразднены все формы самоуправления и национализирована экономика, должен был бы аппарат во много раз больший. В 1917–1918 годах партия большевиков была не настолько многочисленна, чтобы справиться с такой задачей; кроме того, мало кто из большевиков, в основном профессиональных революционеров, имел опыт подобной деятельности. Поэтому большевикам по необходимости пришлось полагаться на старый бюрократический аппарат и «буржуазных специалистов» и не управлять непосредственно, а контролировать управленцев. Подобно якобинцам, большевики ставили своих людей на все командные посты во всех без исключения учреждениях и организациях — эти кадры подчинялись и были преданы не государству, а партии. Нужда в лояльных партийных кадрах была так велика, что ряды партии пополнялись быстрее, чем того хотело ее руководство, — за счет людей, движимых карьерными, а не идейными соображениями.

Еще одним доводом в пользу раздельного существования партии и государства было то, что эта формальность предохраняла партию от критики как внутри страны, так и из-за рубежа. Поскольку большевики не собирались отдавать власть, даже если бы против них повернулось подавляющее большинство населения страны, им нужен был козел отпущения. Эта роль отводилась государственной бюрократии, обвиняя которую во всех неудачах, можно было поддерживать иллюзию непогрешимости партии. Занимаясь подрывной деятельностью за границей, большевики всегда могли отвести от себя любые обвинения со стороны иностранных государств на том основании, что ее осуществляла коммунистическая партия — «частная организация», за которую советское правительство не несло ответственности.

Установление однопартийного государства в России потребовало множества мер — разрушительных и созидательных. Процесс этот на территории центральной России (лишь ее тогда контролировали большевики) был в основном завершен к осени 1918 года. Впоследствии сложившиеся государственные институты и методы управления распространились на другие территории, вплоть до внешних границ государства.

Первой и самой безотлагательной мерой было искоренение всего, что оставалось от старого, как царского, так и «буржуазного» (демократического) режима: органов самоуправления, политических партий и их печати, армии, судебной системы, института частной собственности. Эта сугубо разрушительная фаза революции, в которой воплотились предначертания Маркса 1871 года — «сокрушить» старый порядок, а не просто взять его под контроль, — хотя и получила официальное обоснование в правительственных декретах, в целом имела характер стихийного анархизма, вызванного к жизни февральской революцией и энергично поощряемого большевиками. Современникам в этой разрушительной работе виделся только бездумный нигилизм, но для новых властей это была необходимая расчистка территории перед созданием нового социального и политического строя.