И вновь рекомендации московского посольства были отклонены; на сей раз это сделал Пауль фон Хинце. Большевики, конечно, не друзья, рассудил он, но они «в полной мере» позаботились об интересах Германии, сумев парализовать Россию в военном отношении200
. Рекомендации Хельффериха пришлись ему настолько не по душе, что 6 августа он вызвал его в Берлин. После этого посол так и не возвратился к своим обязанностям, которые исполнял менее двух недель. Хинце решил вообще ликвидировать беспокойное германское посольство в Москве, чтобы оно более не вмешивалось в германо-советские отношения. Через несколько дней после отъезда Хельффериха все сотрудники посольства упаковали вещи и направились в Псков, а затем в Ревель, находившиеся в то время под немецкой оккупацией. С исчезновением германского посольства в России центр советско-германских отношений переместился в Берлин, где Иоффе, выступая от имени своего правительства, вел все переговоры по подготовке торговых и военных соглашений, заключенных двумя странами в конце августа[171].Неудавшиеся попытки некоторых немцев свергнуть большевиков имели любопытное завершение. В начале сентября генерального консула Германии в Москве Герберта Хаушильда посетил Вацетис. Латышский офицер, только что назначенный главнокомандующим вооруженных сил советской России, сказал Хаушильду, что он не большевик, а латышский националист, и что, если его людям пообещают амнистию и репатриацию, они полностью предоставят себя в распоряжение немцев. Хаушильд доложил об этом в Берлин и получил в ответ приказ прекратить это дело[172]
.Приблизительно в то же время ЧК, во главе которой стояли латыши М.И.Лацис и Я.Х.Петерс, организовала классическую российскую политическую провокацию. К Локкарту был подослан латышский офицер, сказавший, что его люди готовы изменить большевикам. Локкарт направил их к агенту британской разведки Сиднею Рейли, вручившему им изрядную сумму денег. Этот эпизод был затем использован как основание для ареста Локкарта (см.: Исторический архив. 1962. № 4. С. 234–237; Germanis U. Oberst Vacetis. Stockholm, 1974. S. 35).
Брестский договор требовал дополнительного соглашения, которое регулировало бы экономические отношения между Германией и Россией.
Немцы очень хотели возобновить торговлю с Россией. До 1914 года она была их главным коммерческим партнером и получала из Германии около половины всего своего импорта.
Прежде всего немцам нужно было продовольствие, но также и другое сырье, и они рассчитывали получить почти монополию на внешнюю торговлю России. В июне 1918 года Москва представила немцам список товаров, предлагаемых ею на экспорт. В нем, в частности, было зерно, — в действительности в стране его не хватало. Красин нарисовал ослепительную картину обширных рынков, которые советская Россия могла предоставить для товаров немецкого производства, и чтобы картина эта стала более убедительной, начал переговоры со своим старым работодателем Сименсом о поставках электрического оборудования. Ни одно из предложений не имело никаких реальных оснований: все это были приманки, служившие лишь политическим целям. Советская Россия не поставляла обещанных товаров, и немцы вскоре начали проявлять нетерпение. В июне д-р Альфред Лист, прибывший в Москву в качестве представителя Блейхрёдер Банка, сказал Чичерину, что отсрочки в поставках из России разочаровывают те круги в Германии, «в которых Великороссия могла бы с наибольшей вероятностью найти сочувствие своим политическим устремлениям»201
. Ленин очень хорошо понимал, что эти «круги», а именно банкиров и промышленников, можно использовать, чтобы нейтрализовать других немцев, главным образом военных, хотевших от него избавиться. Поэтому он внимательно следил за ходом переговоров по выработке Дополнительного договора, которому придавал первостепенное политическое значение.Переговоры открылись в Берлине в начале июля. В советскую делегацию, возглавляемую Иоффе, входили Красин и различные специалисты, присланные из Москвы. С немецкой стороны участвовала большая делегация, включавшая дипломатов, политиков и бизнесменов. Ключевой фигурой среди немцев был, по-видимому, представитель министерства иностранных дел Йоханнес Криг, которого историк Уинфред Баумгарт называет «серым кардиналом» германской политики по отношению к большевистской России202
. Иоффе получил инструкции всячески идти навстречу требованиям германской стороны, но там, где эти требования будут непомерными, давать понять, что уступчивость русских имеет границы. Подтверждая, что следует этой линии, Иоффе сообщал Ленину из Берлина: «Вся политика должна быть основана на доказательстве немцам, что, если они слишком перегнут палку, мы принуждены будем воевать и тогда они ровно ничего не получат»203.