Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918

Энгельс высказал мысль, что беднота и безземельный сельский пролетариат может, при определенных условиях, стать союзником промышленного пролетариата. Ленин принял ее на вооружение⁶⁵. Из этой-то предпосылки он стал исходить. В августе 1918 года он вольно и наугад приводил статистические «данные» по классовой структуре российской деревни, что впоследствии привело к страшным результатам. «Допустим, — писал он, — что у нас в России 15 миллионов земледельческих семей, считая прежнюю Россию, до того времени, когда хищники оторвали от нее Украину и прочее. Из этих 15 миллионов, наверное, около 10 миллионов бедноты, живущей продажей своей рабочей силы или идущей в кабалу к богатеям или не имеющей излишков хлеба и особенно разоренной тяготами войны. Около 3-х миллионов надо считать среднего крестьянина, и едва ли больше 2-х миллионов кулачья, богатеев, спекулянтов хлебом»⁶⁶.

Приведенные цифры не имели ни малейшего отношения к действительности: они попросту представляли собой округленные результаты того исследования, которое Ленин проводил до революции, изучая «классовую дифференциацию» российской деревни. К примеру, в 1899 году он вычислил, что отношение богатеев к середнякам и бедноте составляет 2:4:4. В 1907 году он сделал вывод, что 80,8 % крестьянских хозяйств были «бедными», 7,7 % — «средними» и 11,5 % — состоятельными⁶⁷. Называя цифры в приведенном нами вначале рассуждении, Ленин не учитывал тот факт, что в результате аграрной революции количество как богатых, так и бедных крестьян сократилось. Сказав, что беднота составляет две трети населения деревни, он уже через полгода должен был признать, что среднее крестьянство — «это самый крупный слой»⁶⁸. Таким образом становится ясно, что здесь мы имеем дело не со статистическими данными, а с политическими лозунгами, вдохновителем которых был Энгельс: в 1870 году он писал о Германии, что «сельский пролетариат является самым многочисленным классом в деревне»⁶⁹. Если такое обобщение и можно было сделать, говоря о Германии конца XIX века, оно никак не могло быть отнесено к России после 1917 года, в которой «самым многочисленным классом в деревне» являлся середняк.

Пресловутая «классовая дифференциация» российской деревни была в большой степени и плодом воображения городской интеллигенции, которая черпала сведения о деревне в статистических справочниках. Ведь как определялся «капитализм в деревне»? По Ленину, «главный признак и показатель капитализма в земледелии — наемный труд»⁷⁰. Согласно аграрной переписи 1917 года, в 19 обследованных губерниях только 103 000 земледельческих семей из 5 000 000 опрошенных использовали наемный труд, следовательно, «капиталистов» в деревне было 2 %. Но даже и эти цифры потеряют всякую важность, если принять во внимание, что эти 103 000 семей пользовались трудом всего 129 000 работников, то есть редко имели больше одного⁷¹. Работника нанимали, если кто-то в семье заболел или был призван в армию. В любом случае, при том, что всего 2 % крестьянских хозяйств пользовались наемным трудом в среднем одного батрака на семью, трудно говорить о проникновении капитализма в российскую деревню и совсем невозможно утверждать, что 2 миллиона кулаков эксплуатировали 10 миллионов бедняков. Используя другой критерий — а именно: отсутствие доступа к общинным землям, — коммунистические статистики определили, что менее 4 % деревенского населения можно было квалифицировать как «бедняков»⁷².

Ленин игнорировал эти эмпирические данные: раз решившись развязать классовую войну между городом и деревней, он продолжал дорисовывать вымышленную картину социо-экономических условий в земледельческих областях, чтобы иметь повод к нападению. Определяя, кто был представителем «буржуазии» в деревне, Ленин руководствовался признаками политическими, а не экономическими: тот, кто был против большевиков, объявлялся кулаком.

Декреты по сельскому хозяйству, изданные большевиками в период с мая по июнь 1918 года, преследовали четыре цели:

1) истребить политически активное крестьянство, почти поголовно поддерживающее эсеров, объявив их «кулаками»;

2) подорвать общинное землевладение и заложить основы для создания колхозов, подчиненных государству;

3) устранить из сельсоветов всех эсеров и заменить их на посланных из города большевиков или сочувствующих большевикам;

4) добыть продовольствие для городов и промышленных центров.

Большевистская пропаганда придавала сбору продовольствия главное значение, но в действительности в иерархии их стратегических планов оно занимало чуть ли не последнее место. Впоследствии, когда дым рассеялся, количество собранного продовольствия оказалось на удивление смехотворным; в противоположность этому, достигнутые политические результаты улыбки не вызывали.