Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918

Однако самонадеянность Керенского перед лицом ясно различимой угрозы объяснялась не только его переоценкой собственных сил: ключом к его поведению, как и к действиям всего небольшевистского левого крыла, был страх перед «контрреволюцией», владевший ими на протяжении 1917 года. Обвинив в измене Корнилова и других генералов и попросив у Совета помощи в борьбе с ними, Керенский в глазах кадровых офицеров уже ничем не отличался от большевиков. Поэтому после 27 августа всякая военная акция против большевиков закончилась бы его собственным падением. Сознавая это, Керенский слишком долго колебался, прежде чем предложить союз военным. Военный министр генерал А.И.Верховский сказал Бьюкенену уже после переворота: «Керенский не хотел, чтобы казаки сами подавили восстание, так как это означало бы конец революции»¹⁸². Два смертельных врага, «Февраль» и «Октябрь», были, таким образом, скованы между собой общим страхом. Единственной надеждой Керенского и его единомышленников было то, что у большевиков в последний момент сдадут нервы и они отступят, как отступили в июле. П.И.Пальчинский, возглавлявший 24–26 октября оборону Зимнего дворца, кратко записал во время осады (или сразу после нее) свои впечатления о действиях правительства: «Беспомощность Полковникова и отсутствие какого бы то ни было плана. Надежда, что безумный шаг не будет сделан. Незнание, что делать, если он все же будет»¹⁸³. Не предпринималось никаких серьезных военных приготовлений, чтобы отвратить удар, который, как все знали, должен был обрушиться. Керенский впоследствии утверждал, что 24 октября он потребовал от командования прислать в подкрепление фронтовые части. Однако, как утверждают историки, он не отдавал таких приказаний до наступления ночи (с 24 до 25 октября), когда делать это было уже поздно, ибо переворот был завершен¹⁸⁴. По оценке генерала Алексеева, в Петрограде в тот момент находилось 15 тыс. офицеров, и каждый третий из них был готов сражаться с большевиками. Но предложение Алексеева организовать их для сопротивления осталось без ответа, и пока осуществлялся захват города, офицеры либо молча наблюдали, не видя возможности что-либо предпринять, либо предавались кутежам и веселью¹⁸⁵. Но самое удивительное, что нервный центр оборонной системы правительства, Штаб округа, расположенный в Инженерном (Михайловском) замке, стоял без охраны: любой прохожий мог зайти внутрь, не предъявляя документов¹⁸⁶.

* * *

Завершающий этап большевистского переворота состоялся утром, во вторник, 24 октября, когда Штаб округа осуществил полумеры, предписанные правительством накануне ночью.

Ранним утром юнкера взяли под охрану ключевые объекты. Два или три отряда были посланы для защиты Зимнего дворца. К ним присоединились: так называемый Женский батальон смерти, состоявший из 140 добровольцев; некоторое количество казаков; отряд самокатчиков; сорок инвалидов под командованием офицера, имевшего протезы вместо обеих ног; несколько артиллерийских расчетов. Как ни странно, не было ни одного пулемета. Юнкера закрыли типографии «Рабочего пути» (переименованной «Правды») и «Солдата». Отключили идущие в Смольный телефонные линии. Отдали приказ поднять мосты над Невой, чтобы воспрепятствовать проникновению в центр города пробольшевистски настроенных рабочих и солдат. Штаб запретил войскам гарнизона выполнять какие-либо распоряжения ВРК, а также приказал арестовать комиссаров ВРК, но это сделано не было¹⁸⁷.

Эти приготовления вызвали в городе панику. К 14.30 большинство учреждений закрылись, люди поспешили домой, и улицы опустели.

Для большевиков все это было сигналом «контрреволюции», которого они ждали. Первым делом они занялись освобождением своих газет и успешно завершили эту операцию к 11 часам утра. Затем ВРК послал вооруженные отряды для захвата Центрального телеграфа и Российского телеграфного агентства. Телефонная связь со Смольным была восстановлена. Таким образом, первыми объектами, на которых заговорщики сосредоточили свои действия, были центры информации и линии коммуникации.

На протяжении всего этого дня применение силы потребовалось лишь однажды — когда отряды ВРК сводили мосты на Невой.

Вечером 24 октября, когда восстание вошло уже в окончательную и решающую фазу, ВРК выпустил заявление, что, несмотря на слухи, речь идет вовсе не о восстании, а о защите «интересов Петроградского гарнизона и демократии» от контрреволюции¹⁸⁸.

Вероятно, введенный в заблуждение этой дезинформацией, Ленин, который оставался совершенно не в курсе событий, послал своим товарищам отчаянную записку, убеждая их начать то, что они и так уже делали: