Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

По отношению к своим противникам-эсерам Колчак проявил щедрость. Арестованные эсеры — которых наверняка бы казнили, не выступи полковник Уард в их защиту¹²³, — были по его приказу отпущены. Колчак выдал им щедрое содержание (от 50 000 до 75 000 рублей каждому), посадил на поезд и приказал под конвоем довезти до китайской границы, откуда все они направились в Западную Европу. На Западе они немедленно начали кампанию по шельмованию Колчака, которая оказала определенное влияние на формирование мнения в отношении ввода войск союзниками. Отчаяние эсеров происходило от сознания, что падение Директории означало конец всем их надеждам когда-либо прийти к власти в России — к той власти, на которую они, по их мнению, имели полное право, поскольку победили на выборах в Учредительное собрание. Они не могли больше лелеять мечту стать третьей силой, но должны были выбирать между белыми и красными.

Сделать выбор они смогли довольно скоро. ЦК партии эсеров, объявив Колчака «врагом народа» и контрреволюционером, призвал население к восстанию против него. Чтобы избежать неминуемого возмездия, эсеры решили уйти в подполье и вернуться к методу террора: с согласия их ЦК Колчаку был вынесен смертный приговор¹²⁴. 30 ноября Колчак потребовал от членов более не существующего Комуча, чтобы они под страхом сурового наказания прекратили подстрекать народ к мятежу в тылах белой армии и не создавали помех армейским коммуникациям¹²⁵. Это было оставлено без внимания. Эсеры считали, что находятся в состоянии войны с омским правительством, и, учитывая количество их сторонников в Сибири, угроза с их стороны была нешуточной. 22 декабря 1918 года эсеры перешли от слов к делу и, совместно с большевиками, попытались устроить переворот в Омске. Попытка была быстро подавлена с помощью чешского гарнизона и казаков: около 100 восставших (по некоторым данным — около 400) были казнены. Впоследствии Колчака обвиняли в совершении этого зверства. На самом деле в то время, когда происходили события, он был серьезно болен и не знал о случившемся¹²⁶.

* * *

В течение первого года большевистской диктатуры жившие в советской России меньшевики и эсеры не проявляли большого беспокойства, убежденные, что большевики не смогут долго продержаться без их помощи. Это убеждение помогало им стойко переносить нападки большевиков. Лозунгом их было «Ни Ленин, ни Деникин (или Колчак)». Самыми оптимистичными в этой паре были меньшевики. Хотя их партия была распущена, в течение всего 1918 года они отказывались присоединяться к противобольшевистским организациям, и их членам было строго запрещено принимать участие в какой бы то ни было деятельности, направленной против советской власти. Они были уверены, что демократические инстинкты народа возьмут верх и заставят большевиков разделить власть; себе они приписывали роль лояльной и легальной оппозиции¹²⁷. Эсеры разделились. Левые эсеры после неудачного переворота 1918 года постепенно перестали попадаться на глаза. Собственно партия эсеров разделилась на две фракции, более радикальную, под предводительством Чернова, желавшую придерживаться линии меньшевиков, и правую, готовую бросить вызов советам якобы от имени Учредительного собрания. Члены этой последней фракции организовали в свое время Комуч и присоединились затем к Директории.

Установление военной диктатуры в Омске напугало меньшевиков и эсеров в равной степени и бросило и тех и других в объятия большевиков. Они не обратили внимания на красный террор, бывший в полном разгаре и уносивший тысячи жизней, поскольку он не касался их лично — несмотря на то, что ЧК метала громы и молнии в адрес социалистических «предателей», основными ее жертвами становились состоятельные граждане и старорежимное чиновничество. И меньшевики, и эсеры боялись белого террора. Они относились к политике большевиков с искренним отвращением и никогда не упускали возможности дать это понять, даже и ценою значительного риска. Но в их глазах большевики являлись меньшим злом, поскольку они «только наполовину ликвидировали революцию»¹²⁸, белые же, победив, ликвидировали бы ее окончательно. Памятуя о возможности такого исхода, меньшевики, а за ними и эсеры, в конце 1918 года пошли на соединение с Лениным.