Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

«Насчет «единоличной диктатуры», извините за выражение, совсем пустяк. Аппарат стал уже гигантским — кое-где чрезмерным — а при таких условиях «единоличная диктатура» вообще неосуществима и попытки осуществить ее были бы только вредны»¹²³.

В действительности он не представлял себе, до каких гигантских размеров разросся аппарат и каких затрат он требовал. Он с недоверием отнесся к сведениям, которые ему сообщил Троцкий в феврале 1922 года, о том, что в предыдущие 9 месяцев партийный бюджет поглотил 40 млн рублей[254].

Ленина больше волновало нечто иное: он опасался, что партия будет растерзана соперничеством на верхах и парализована бюрократизацией снизу. Но и тут он не видел крайней опасности. Ко всему происходящему коммунисты относились как к закономерным и научно объяснимым явлениям жизни. Ко всему, кроме собственных ошибок — здесь они становились крайними волюнтаристами, объясняя все свои промахи человеческими недостатками. Проблемы, беспокоившие Ленина и угрожавшие делу революции, со стороны представляются заложенными в самих основах его режима. Необязательно разделять романтические взгляды Исаака Дойчера на идеалы большевиков, чтобы признать справедливость его анализа противоречий, которые они сами создали: «В идеальном представлении о себе партия большевиков была дисциплинированным и при этом внутренне свободным и беззаветно преданным делу отрядом революционеров, неподвластных искушениям власти. Они считали себя обязанными блюсти пролетарскую демократию и уважать свободу малых народов, ибо без этого невозможно построение истинного социализма. Ради достижения своих идеалов большевики построили гигантскую и централизованную машину власти, которой они постепенно шаг за шагом уступали свои идеалы: пролетарскую демократию, права малых народов и, наконец, свою собственную свободу. Отказаться от своей власти, не отказавшись от достижения своих идеалов, они не могли; но теперь эта власть заслоняла и крушила их идеалы. Перед ними встал серьезнейший выбор; и глубокая пропасть пролегла между теми, кто оставался верен мечтам, и теми, кто взял сторону власти»¹²⁴.

Этой причинно-следственной связи Ленин не увидел. В последние месяцы своей активной жизни он не нашел лучшего способа сохранения своего режима, нежели реорганизация учреждений и пересмотр штатов.

Скрепя сердце ему пришлось признать, что слияние партийных и государственных органов, которое он проводил с момента прихода к власти, не может оставаться непременным принципом, поскольку всецело зависит от характеристик конкретной личности, а точнее, от него самого, в его двойном качестве председателя Совнаркома и лидера Политбюро, руководящего и тем и другим одновременно. Такое совмещение, в любом случае, перестало эффективно действовать, поскольку политические органы партии захлебнулись в потоке дел разностепенной важности, но в большинстве своем малозначительных, окончательное решение по которым на них перекладывал государственный аппарат. После частичного отстранения Ленина от дел возникла необходимость изменить прежний порядок. В марте 1922 г. Ленин возмущался тем, что «из Совнаркома тащат все в Политбюро», и признавал свою вину за такое положение, «так как многое по связи между Совнаркомом и Политбюро держалось персонально мною. А когда мне пришлось уйти, то оказалось, что два колеса не действуют сразу»¹²⁵.

В апреле 1922 года, в то же самое время, когда Сталин занял пост Генерального секретаря, у Ленина зародилась идея назначить двух верных соратников наблюдать за государственным аппаратом. С этой целью он предложил назначить двух заместителей (или кратко «замов») в Совнарком и Совет труда и обороны (СТО)[255], которые он сам возглавлял. В качестве кандидатур «замов» Ленин предложил специалиста по аграрным вопросам А.Д.Цюрупу и А.И.Рыкова, с указанием наркоматов, которые каждый из них должен был контролировать, и четким распределением функций между ними[256]. Троцкий, не имевший голоса в вопросах управления хозяйством, подверг это предложение жесткой критике, утверждая, что полномочия замов настолько широки, что теряют смысл. Он считал, что неудовлетворительное состояние народного хозяйства не изменится до тех пор, пока не будут внедрены авторитарные методы управления из Центра, без вмешательства партии¹²⁶, в чем большинство усмотрело его стремление стать «диктатором» в экономике. Ленин заявил, что Троцкий «в корне неправ», и упрекнул в том, что он выносит непродуманные суждения¹²⁷.